которых так весело пинать. Теперь можно расслабиться и дурачиться изо всех сил. Он подначивает колдуна выпить с ним, но тот по-прежнему отмалчивается. Мне кажется, что у Эразмуса такое же острое чутье как у меня. И он понимает, что я обижена. Видно, что это его совсем не радует, отчего на душе у меня становится тепло. Даже ноющий синяк под бронежилетом и тот замолкает.

До реки остается совсем чуть-чуть, она мутно отсвечивает между деревьями, густо разросшимися на ее берегах, когда я замечаю движение. Что-то, блеснув черным лакированным боком, мелькает среди кустов и прячется по ходу нашего движения. Вторая тень шевелится левее. Начинается! Ни минуты покоя. Никогда не знаешь, когда и что произойдет, а это злит сильнее всего на свете. Жизнь на Старой Земле держится исключительно на непонятках. У нее всегда припрятано в рукаве что-то совсем неприятное. Существовать здесь, все равно, что играть с шулером.

Почувствовав опасность, я останавливаюсь как вкопанная, в руке уже лежит рукоять короткого посоха. К нему у меня осталось шестнадцать припасов. Я автоматически отмечаю эту цифру. Шестнадцать. На дальней дистанции он бесполезен, но это лучше чем тратить запасы для более убойного оружия. Мало ли для чего они пригодятся.

Боковым зрением я улавливаю, что Ва начеку и тоже заметил движение. Он держится по левую руку чуть впереди. Балбес Фогель в недоумении вертит головой. Господи, как с ним сложно! Наконец он соображает, что что-то происходит и сдергивает с плеча свою двустволку. По моим прикидкам, мы были бы уже сто раз мертвы, но колдуна это абсолютно не смущает. Он серьезен как никогда и эта его серьезность почему-то вызывает у меня смех. Памятником собственной глупости, он торчит позади у него там коробка на двенадцать припасов и два уже в стволах посоха. Совсем ничего, учитывая его меткость. Двенадцать плюс два — четырнадцать, эту цифру я тоже отмечаю. Надо признать грозный вид у колдуна — совершенно нелепый. Он пригибается и выставляет посох вперед, как заправский рыцарь. Идиотское выражение лица у него уже есть, осталось только нацепить доспехи из металлического хлама, чтобы сходство было стопроцентным. Мне совсем не улыбается получить заряд дроби в спину и я предусмотрительно приказываю ему переместиться вперед и правее. Не разбирая дороги, он бредет на свое место, путаясь в траве. Хвала святому перегару дерьмоны оставили нас в покое еще день назад. В любом другом случае, мне пришлось бы отвести его за ручку. Доспехов на нем нет, и любая встреча с кем-нибудь окончилась бы катастрофой.

Наконец, мы раскрываемся неровным веером, каждый на своем месте и начинаем разбираться с противником.

— Там какая-то херовина, Трикс, — каркает Ва, вглядываясь в кусты, — я такого еще никогда не видел. От такой штуки ночью можно легко обделаться. Клянусь бородой Матушки, если это еще не пообедало. И мы у него в меню.

Я присматриваюсь. Конечно, он такого никогда не видел. И я такого никогда не видела, а уж Фогель, наверное, тем более. Две продолговатые обтекаемые штуки на маленьких ножках, отдаленно напоминающие сколопендр, только у тех длинные тонкие торчащие над телом. А у нашего противника почти скрытые под тушей. Тем не менее, передвигаются они, на удивление быстро, скользя над землей, будто та смазана жиром. Временами то одна, то другая поднимают тупую оконечность над травой, словно наблюдают за нами.

Да, далеко мы забрались, если то, что обитает в этих местах нам незнакомо. Мы даже не слышали ни о чем подобном. А ведь слухи на Старой Земле разносятся быстрее пожара. Стоит кому-нибудь из баронов сморозить очередную глупость и через пару дней все уже о ней знают. Да взять хотя бы, к примеру, ту же блескушку, по которой все сходят с ума. Еще неделю назад о ней никто не подозревал и вот на тебе, горы трупов на радость мусорным слизням. Держать язык за зубами тут у нас не принято. Любое известие как несварение — прорывает все плотины.

Кто собрался нами пообедать, я понятия не имею. На тупых черных оконечностях ни глаз, ни рта, совсем ничегошеньки. Пару секунд мне даже кажется, что это какой-то неизвестный вид мусорных слизней. Отрастили себе конечности, стали глянцево — черными. И охотятся на проходящих к реке путников.

— Они мурчат, — докладывает обладающий острым слухом Ва.

— Мурчат? — переспрашивает пытающийся рассмотреть противников с помощью своего волшебного унитестера м’техник. — А где они? Я не могу найти.

— Около большого дерева, — тихо поясняет дракон, — а мурчат как кролики. Мурмурмур, вот так.

— Кошки!

— Сам дурак, — реагирует чешуйчатый, которого невозможно ни в чем переубедить. То, что выходит за пределы его принципов, не имеет прав на существование.

Мурмурмур. Прекрасная ситуация, мы стоим, тупо рассматривая противника. Я соображаю, что делать. Отступать совсем не вариант. Основная масса хищной живности на Старой Земле будет тебя преследовать до самого конца. Твоего или своего, как карта ляжет. А с этими черными колбасами совсем все непонятно. Ясно только одно, двигаются они быстрее нас с Фогелем на шее. Даже в том случае если Ва понесет его на спине. Колдун, кстати, беспечно кашляет на посту, грозно направляя посох в сторону врага. На сорок градусов правее их позиции. И сипит так, что его можно услышать за пятьсот шагов, абсолютно не напрягая слух. Как стрелок, наш олух абсолютно бесполезен.

Надо что-то делать, Трикси, говорю я про себя. А вдруг их там больше? Не две, а два десятка, скрывающиеся в густой растительности? А вдруг, все, что у нас есть это полная ерунда? И мы не сможем нанести ровно никакого вреда? Просто царапнем парой выстрелов по непробиваемой броне, и когти Ва и его огненные залпы окажутся бесполезными. К тому же стоит учитывать, чтобы хорошо бомбануть ему нужно повернуться задницей, а это значит открыть противнику беззащитный тыл.

Потеряв Башню, Штуковину, Мусорную Долину и недавно веру в Фогеля, становишься мнительной. Держишь глаза на мокром месте. Сомневаешься на ровном месте, хотя еще недавно, мы бы с моим чешуйчатым алконафтом помножили любого противника на ноль. Тут я понимаю, что дело вовсе не во мне. Не во мне самой. И не в Ва, которому плевать на мои сомнения