– Стой тихо! Что бы ни случилось, молчи!Иначе не поймать!

Я хотела возмутиться, спросить, что, в концеконцов, происходит, но тут раздался скрип, и тихий голос Жози спросил:

– Милая, ты спишь? Мне нужно лекарство,сердце щемит!

Альберт еще сильней сжал мою руку и яростнозамотал головой.

– Дорогая, очнись… – повторилаЖозя. – Ах, как же крепко ты спишь! Вот она, молодость! Пушкой неразбудить!

Послышался шорох, легкий треск, мягкоепокашливание, потом повисла тишина. Ладонь Альберта сильно вспотела.

– А-а-а! – заорала Жозя.

– Стоять! – завопил мужской голос.

– Не поднимайте одеяло! – завизжалАлик, вываливаясь из шкафа. – Она умрет через сорок секунд. Всем стоять!

Абсолютно ничего не понимая, я высунула головуиз гардероба. Перед глазами предстала удивительная картина. На потолке яркосияет люстра, у кровати трясется, согнувшись почти пополам, Жозя, рядом стоятдва крепких парня в спортивных костюмах, блондин и рыжий.

– Попалась! – заорал Альберт. –Ага! Наконец-то! Столько лет я ждал! Теперь тебе конец!

Жозя начала оседать на пол.

– Ей плохо, – испугалась я и хотелаброситься на помощь старушке.

– Стоять! – рявкнул один изпарней. – Контейнер!

Алик выскочил в коридор и через секундувернулся назад с небольшим пластиковым ящиком. Рыжий парень надел длинныеперчатки и поднял край одеяла, прикрывавший импровизированную куклу.

– Мама! – заорала я. – Тамптичка! Она дохлая! Ой, не трогайте ее! Господи! Перья лежат отдельно! Чтослучилось? Почему она облысела?

– Да, ману умирают сразу, – пояснилАлик. – В момент смерти она разом сбрасывает оперенье. Стриптиз Жар-птицы.Ведь эта пташечка тоже исполняла желания! Осуществляла, так сказать, заказы. Неприкасайтесь к останкам! Соберите белье и тоже упакуйте. Хотя, думаю, толку небудет, яд испаряется очень быстро. Пошли, Вилка.

– Куда? – потрясла я головой.

– Думаю, лучше всего в гостиную, –мягко сказал Алик.

– А Жозя? Ей нехорошо!

– Нормально, – махнул рукойАльберт, – тоже с нами порысит. Не волнуйся, она живее всех живых.

– Что ты тут делал? – налетела я наАльберта, после того как вся компания вместе с молчаливой Жозей устроилась впросторной комнате.

– В принципе, то же, что и ты, –усмехнулся Алик. – Хотел наказать убийцу Даны. Но в отличие от тебя явеликолепно знал, кто она такая. Давно подозревал… и убийца знала… поэтому иразвела меня с женой…

– Ничего не понимаю, – жалобносказала я.

– Выкладывай, что выяснила! – резкоприказал Алик.

Я очень не люблю, когда со мной разговариваютв подобном тоне, но сейчас отчего-то покорно рассказала о том, чем занималась впоследние дни.

– Хорошая работа, – кивнул Алик,внимательно выслушав меня. – Теперь мой черед. Для начала скажу: АнтонинаМихайловна до одури обожала мужа, а сына не замечала. До сих пор не пойму, закаким чертом она меня родила? Я был не нужен родителям, мешал им наслаждатьсядруг другом, требовал внимания, отчаянно хотел быть любимым…

В семилетнем возрасте у Алика пропали иллюзии.Один раз он полез к маме в сумку, нашел там блокнот, куда профессоршазаписывала предстоящие дела и увидел восхитительную памятку: «Понедельник –20.00–20.08 – общение с Альбертом». Хоть Алик и был маленьким, но живо понял:для мамы беседа с ним – работа, а не приятное времяпрепровождение. Ну не было уАнтонины Михайловны ни малейшего желания ни обнимать, ни целовать мальчика! Но,будучи педагогом, она понимала, что без встреч не обойтись, отсюда и записи.Однако нигде в блокноте не было памятки: «беседа с мужем». Папу мать любила, асына нет.

С тех пор у Альберта исчезло душевноерасположение к родительнице, зато стало проклевываться желание навредить ей,сделать гадость. Алик начал подслушивать и подсматривать за членами семьи.

Как правило, взрослые считают детей милымизабавными существами типа щенков и котят. Бегает юное создание по дому,безобразничает, шумит или тихо сидит, складывая головоломку… Ничего оно вродительских делах не смыслит, и если уложить отпрыска в восемь вечера спать,то уже в девять можно заниматься любыми делами и обсуждать все проблемы – деткане услышит. Впрочем, даже если и услышит разговор взрослых, крошка несообразит, что к чему.

Если бы только люди знали, как они ошибаются!Антонина и Матвей допустили общую оплошность. Алик великолепно знал, что изнебольшого чулана, где хранятся запасы продуктов, чудесно слышно, о чем говорятна кухне, а забравшись в буфет в гостиной, можно легко стать незримымсвидетелем интимной беседы в спальне, из туалета отлично прослушивается ванная.Ко всему прочему в распоряжении Алика имелся балкон в комнате: распахнешь его,и голос мамы, сидящей в гостиной, долетает до детской. У маленького шпиона быламасса возможностей осуществлять наблюдение в родной квартире, и Альбертикизучил их досконально.

Сначала мальчик тихо хихикал, подслушиваяразговоры родителей, но постепенно начал понимать их суть. И с каждой неделейАлику делалось все страшней.

Отец и мать довольно часто ездили вкомандировки – всегда вдвоем, никогда порознь. Во время их отсутствия мальчикапасла приходящая няня. Примерно за неделю до отъезда у отца начиналасьистерика, он орал на жену и заявлял:

– Никуда не хочу.

Антонина проводила с супругом сеанспсихотерапии, и в конце концов Матвей покорялся.

Знаете, почему он пытался остаться дома?Командировки профессора оформлялись как научные, чаще всего он ехал накакой-нибудь конгресс, но на самом деле Антонина и Матвей работали убийцами,наемными киллерами…

Альберт замолчал, потом ткнул пальцем в Жозю,безучастно сидевшую на диване, и сурово продолжил:

– Думала, все будет шито-крыто? Ан нет! Втвоем расписании было всего лишь восемь минут в день на сына, но он в отместкувыяснил все. Хочешь, расскажу, почему отец превратился в того, кем стал, а? Онсто раз пересказывал тебе свою историю, а ты утешала мужа. Ну? Начинать?

Жозя отвернулась к окну, чем окончательновзбесила сына.

– Не хочешь отвечать? – процедилАлик. – Ладно, я поговорю, а ты послушай!