и ночь обещала быть долгой, муторной. Несчастливой. Слуги разбирали вещи и ставили шатры – его, самый большой, из синей с позолотой ткани, уродливо возвышался посреди поля. Как насмешка над нищетой ограбленного края.

Мегрийский стяг развернулся, и рысь огорченно скривила морду, словно не понимала, как ее угораздило снова здесь оказаться. Абнер даже проникся к ней симпатией и сочувствием.

– Я устал.

Удивленное молчание было ему ответом. Никто не сдвинулся с места – все стояли и смотрели на своего короля, который, вероятно, утратил рассудок. Даже Эрих Теодей впервые в своей жизни выглядел изумленным. Один только Мейдж не обращал на их разговор никакого внимания и смотрел на Абнера спокойно и равнодушно. Абнеру до ужаса захотелось рассмеяться. Он пошевелил правой рукой и вздохнул.

Тупицы.

– П-простите, ваше величество… – Натал оглядел воинов в поисках поддержки, но никто не решался спорить с королем. – Наверное, мы вас не так поняли. Но… Что нам делать?

– Я устал, – терпеливо повторил Абнер. – Вокруг замка замечены войска? Нет. Значит, нам следует выставить патруль по периметру лагеря. Точнее, не нам – вам. А мне нужно отдохнуть. Эта ночь будет долгой. И уже на рассвете мы пойдем к замку. Если это дело рук лорда Даги, то беда небольшая. Если же… – Тут сердце Абнера сжалось в дурном предчувствии. – Если же причина в другом, мы… Мы решим и ее. Позвольте. – Постаравшись сделать так, чтобы его походка не выглядела болезненным ковылянием, Абнер двинулся в сторону огромного шатра, в который слуги торопливо заносили его сундуки. И зачем они вообще нужны ему, эти вещи? Что он с ними будет делать? Заберет за Стену? – Мне нужно отдохнуть.

– Ваше величество.

Абнер обернулся. Истосковавшиеся по его страданиям псы уже вовсю пировали в груди, в голове, и Эрих Теодей двоился в его глазах, расплывался, превращался в настоящую тень. Было не понять выражение его лица, но Абнер почему-то был уверен, что Эрих смотрит на него с ненавистью.

– Ваше промедление может стать роковой ошибкой.

«Очень на это надеюсь».

Оставив замечание Эриха без ответа, Абнер, повернувшись к ним спиной, продолжил свой неспешный путь.

«Очень».

✦✦✦✦

Ведьма, увидев своего короля, захохотала.

Эту женщину, обвиненную в скверне, притащили в Амад из Калахата для публичной казни. Молодая, красивая, она не боялась смерти, как ее предшественники. Абнер привык, что свои последние минуты они проводят у подножия его трона, в слезах и с мольбами на губах. Но эта ведьма была другой. Когда ее ввели в Залу, она не растерялась. И не сопротивлялась – спокойно шла к королю, чтобы получить смертный приговор.

Яркие одежды ее подметали пол, и волосы, темные и вьющиеся, были увешаны каким-то мусором. Босая и грязная, она не боялась – никого и ничего. Ее смех взвился вверх, под стеклянный купол, и чернь зароптала, испуганно заохала. Жрец, ожидавший своего часа по правую руку, даже шагнул вперед, однако Абнер его остановил.

– Потерпите, ваше величество. Остался один нарыв.

Голос Мейджа доносился как будто издалека – и Абнер попытался дернуть подбородком, отгоняя назойливого лекаря. Даже умереть ему не давали спокойно. Однако тело, лениво плавающее в сонном дурмане, его не слушалось. Боль разрушала все оковы и кусала его сотней острых клыков. Как там Брунна? Кто поможет ей? Когда Абнер видел ее в последний раз, она держала на руках маленькую принцессу и даже не подняла на него взгляда.

Не попрощалась.

Впрочем, Абнер мог ее понять: он бросил Брунну, обрек на страдания, если не на смерть. Мало кто смог бы такое простить – и уж точно не его жена. Небра умер. Надо же – почему-то сама мысль об этом казалась Абнеру нелепицей. Вероятно, потому что такие люди никогда по-настоящему не умирают? И остаются жить в чужих воспоминаниях, словах. Или, как в случае с Неброй, – в проклятиях.

– Почему ты смеешься, ведьма? – Абнеру действительно было интересно, отчего женщина, которую он одним словом мог лишить жизни, так развеселилась.

– Ох, милый юный король, – ведьма улыбнулась, – ты же совсем ничего не понял. Ты слишком добр и слишком невнимателен. Ты отдал смерти большой урожай – и все же кое-что ты упустил из своего вида. Бедный слепой король.

Один из тахери размахнулся и ударил женщину по лицу. Она на мгновение замолкла, а потом опять захохотала – еще громче. Парень снова поднял руку – на его бледном лице не читалось ни злости, ни ненависти. Только отвращение, как будто вместо красотки он держал мешок навоза.

Верные Слепому богу и императору, тахери напоминали Абнеру одурманенных рабов, которыми славились Три сестры. Он сам никогда их не видел – но слышал, что эти люди, обращенные то ли магией, то ли каким-то другим способом в безмолвных и послушных призраков, готовы выполнить любую волю хозяина.

– Постой. – Тахери искоса посмотрел на своего короля и разжал кулак. – Говори. Почему же я слепой?

Кровь из разбитого носа перепачкала лицо ведьмы, но она по-прежнему улыбалась. Позже, когда на ее шею надевали петлю, беспечная улыбка продолжала кривить полные губы. Не было в мире вещи, способной погасить горящий внутри нее огонь. Абнер даже позавидовал ей – всего на минуту, до того, как позвонки ее сломались, а ноги безжизненно повисли в воздухе.

Тогда он еще не знал, что есть вещи страшнее смерти.

– Ах, бедный, несчастный король. Ты пропустил его. Тебе стоило сжечь всех и все дотла. Но ты, ослепленный ненавистью и местью, так ничего и не понял. Когда уничтожаешь стаю, нужно быть осторожным – стоит одной птице выжить, как она обязательно вернется, чтобы выклевать твои глаза за своих собратьев. Мягкое сердце – твоя погибель. Однажды ты вспомнишь меня, когда придет твой черед расплачиваться за доброту.

Слова ведьмы тогда взволновали Абнера, и его улыбка дрогнула. Она говорила полную бессмыслицу, и это могло быть бредом, порожденным страхом. И все же… все же…

– Я думал, за доброту полагается награда. – Абнер попытался превратить свой ответ в шутку, хотя внутри него зашевелился неприятный холодок. Калахатские ведьмы видели будущее – вдруг эта безумица знала что-то и о нем? – И когда же, по-твоему, он придет за мной?

– Доброе сердце – погибель всех глупых королей. Ты пытался закалить свое в огне и крови, но ничего не получилось. Он придет за тобой – неведомый с зеленью в глазах, которого чужие руки украли у смерти. На рассвете, которого ты не увидишь. Обреченный умереть в ту ночь, он выжил. Прямо у тебя под носом! – Ведьма покачала головой, отчего монеты