сзади все одинаковое, в зависимости от пола, примелькалось уже. Бывают, конечно, мелкие нюансы, но общая картина всегда одна и та же, и уже привычна.

А тут на тебе — как невинная барышня на выданье. Еще бы глаза опустила и пролепетала что-нибудь, как маменька учила: «Ах, оставьте, сударь, до свадьбы нельзя…» Ниенна не выдержала и захрюкала в голос, представив ситуацию. Решено — разберется с Радмилой и поедет кататься на санях. Зря парня обидела. Может, и докатаются до чего-нибудь хорошего.

Дверь в доме Хенриков была заперта, зато в кузнице — приоткрыта. И на дорожке к ней, по свеженаметенному снегу, петляли следы женских валеночек. Повинуясь инстинкту охотника за упырями, Ниенна прямо на ходу набросила «теневую пелерину», позволявшую стать невидимкой на короткий срок, и бесшумно скользнула к распахнутому окну. Сразу к двери идти опасно, тень не спрячешь, и солнце непременно выдаст присутствие чужачки.

Внутри царил полумрак. Практически под окном находился стол с растянутой по поверхности кольчугой. Рядом в миске матово серебрились кольца для плетения, лежали моток проволоки, кусачки и перчатки, покрытые темными пятнами окалины.

Ингвар стоял у наковальни, сложив руки на груди. Выглядел обычно — русые волосы перехвачены кожаным ремешком, темные брови нахмурены, вид недовольный, как будто оторвали от важной работы. Рядом в кадушке со снегом остужались два широких мясницких топора без рукоятей. За спиной кузнеца подмигивали темно-красным угли в горниле печи, отражались в стенках металлического ящика с песком, служившим для присыпки раскаленной стали.

Гостья, неловко топтавшаяся посреди кузницы, была красива. Нежное капризное личико, пухлые губы, большие зеленые глаза, золотая коса, выбивавшаяся из-под шелкового платка. Под платком — узорчатый кокошник, совсем невысокий, зато густо украшенный жемчугом да кусочками перламутра. Она смотрела на Ингвара умоляющим взглядом, сложив ладони у ладной груди.

— Тоска меня иссушила, — говорила она с болью и жаром. — Вот здесь сидит, ворочается, дышать не дает. Плохо мне без тебя, Ингварушка…

Кузнец в ответ даже бровью не повел.

— Твой выбор, Радмила. Ты сама все решила прошлым летом, чего уж теперь.

— Да, кори меня, изругай всласть! — с надрывом вскрикнула женщина. — Сама, дурища, виновата, променяла сокола ясного на селезня неуклюжего! Отомстить хотела, слова твои мне больно сделали…

— И ты в ответ решила сделать больно сначала мне, а спустя год — и мужу, который вообще ни в чем не виноват, — и Ингвар устало вздохнул. — Не начинай эту песню про ясного сокола, ей конца и края нет. Странная любовь у тебя. Сокол, значит, нужен, а соколят прочь со двора? Так не бывает.

— Раскаялась я уже, — всплеснула руками Радмила. — День и ночь о тебе только думаю. Особливо по ночам, когда с постылым ложусь. Сил моих больше нет, грубый он да жестокий…

Все-таки у кузнеца дрогнула щека. И губы сами собой сложились в горькую насмешку.

— А я ли тебе не говорил, что с бабами у Чекуна один разговор, и будешь ты несчастна в замужестве с ним? Прознает, куда ты ходишь, так быть тебе еще и битой. А мне — поношения терпеть да гнусные шепотки за спиной. Хватит уже, и без того про меня невесть что говорят, мол, с рогатыми из Бездны знаюсь. Не с твоей ли подачи пошло? А то знаю я твой язычок острый, вроде не змеиный, а жалит так, что гадюкам завидно.

Радмила же будто не услышала упрека, наверняка справедливого.

— Злой ты стал, Ингварушка, словно зверь лютый, — поджала она губы. — Слова тебе не скажи. С таким характером на ком жениться будешь? За тебя разве девка пойдет дурная, что портки мужские носит, типа тех двух, столичных.

И холеное лицо Радмилы вдруг исказилось злобой и стало похоже на крысиное.

— Может, и пойдет, — пожал плечами кузнец, как ни в чем не бывало. — Если девка хороша, так разницы нет, какие на ней портки. Я ж не на портках жениться буду.

Радмила зашипела сквозь зубы. Вид у нее был — словно вот-вот кинется да укусит.

— Ну, можешь посвататься к той, к белобрысой, — язвительно процедила она. — Здоровенную Сабур уже себе захапал, уж не знаю, что в ней такого, мужичка и мужичка. А вторая тощая да седая, сама словно чудище лесное. Ее упыри, небось, за свою принимают, лезут знакомиться, а ей и остается, что голову отсечь да засушить, богатеям столичным на устрашение…

«Чтоооо? Ах ты, кикимора болотная! Да я тебя в жабу превращу, прямо не отходя от окна!»

Ниенна мигом покрылась злой испариной. Сама не заметила, как стиснула зубы, да так, что моментально затошнило. Хотелось влететь внутрь кузницы и выдрать мерзкой Радмиле волосья из затылка. Но нельзя, она ж не дурная деревенская баба, а столичная образованная чародейка из академии Боевых, Целительских и Особых искусств, чью работу курирует сам его величество Александр V.

Но Ингвар вдруг поднял глаза к потолку, словно раздумывая, и сказал с усмешкой.

— Отчего бы и не посвататься? Ниенна вчера Йохана от смерти спасла, Хелене здоровье поправила. Детвора моя ей нравится. И насчет тощей да седой ты зря. Она стройная, как ивушка у речки, и белые волосы ей идут. Прямо ледяная принцесса из северной сказки, что сани потеряла над нашим забытом богами краем, и не может теперь домой попасть…

Ниенна поперхнулась от услышанного — и почуяла, как внутренний жар ползет по шее к щекам. Вот сейчас молодому кузнецу действительно удалось ее смутить. Хотя, чего развесила уши? Он все это говорит, чтобы полюбовницу бывшую укусить больнее.

Но все же удивительно было слышать от ремесленника, еще и находящегося под подозрением в людоедстве и чернокнижной ворожбе, столь поэтические речи.

Радмила позеленела, словно и впрямь вот-вот в жабу превратится. А вдруг Ингвару глаза выцарапывать кинется? Еще не хватало смотреть на ревнивую драку. Некромансерка быстро прошагала к полуоткрытой двери, деактивировала щелчком пальцев «теневую пелерину», затем громко постучала и сразу же вошла внутрь.

— Доброго дня, уважаемые. Ингвар, я с заказом пришла, как договаривались.

У кузнеца дернулся уголок рта, только непонятно было, от злости или смеха. Зато Радмила из зеленого жабьего цвета мигом начала перетекать в красный.

— И вам доброго здравия, госпожа чародейка, — елейным голосочком ответила она. — По какому делу пришли, ежели не тайна?

— Не тайна, — в тон ей ответила Ниенна. — От его Величества задание у нас с подругой важное — всем сплетницам деревенским, коих мы встретим, языки вырезать под корень, а на их место магическим методом приставлять железные, которые гнутся хуже и посему гадостей не говорят. А то сегодня