– Ты считаешь, это Джон Коффи на самом деле убил Уортона? –спросила Дженис, отвернувшись наконец от окна. – Это не несчастный случай, несовпадение, ты думаешь, он использовал Перси Уэтмора как оружие против Уортона.

– Да.

– Почему?

– Я не знаю.

– Расскажи мне, пожалуйста, еще раз, что произош-ло, когдаты вел Коффи по Миле. Только это.

И я рассказал. Я повторил, что худая рука, просунувшаясямежду прутьев решетки и схватившая Джона за бицепс, была похожа на змею –водяную мокасиновую змею, мы их так боялись в детстве, когда плавали в реке, –и как Коффи сказал, что Уортон плохой человек. Почти прошептал.

– А Уортон ответил?.. – Опять моя жена глядела в окно, новсе равно слушала.

– Уортон сказал: «Правда, ниггер, хуже не бывает».

– И это все?

– Да. У меня тогда появилось чувство: что-то должнослучиться, но ничего не произошло. Брут отодрал руку Уортона от Джона ипосоветовал ложиться, что Уортон и сделал. Но сначала болтал что-то о том, чтодля негров должен быть свой электрический стул, и это все. Мы пошли по своимделам.

– Джон Коффи назвал его плохим человеком.

– Да. Однажды он сказал то же самое и про Перси. А может, ине однажды. Я точно не помню, но знаю, что такое было.

– Но ведь Уортон лично Джону Коффи ничего не сделал, верно?Как он сделал, скажем, Перси.

– Да. Их камеры расположены так: Уортона – около столадежурного с одной стороны, а Джона – гораздо дальше и по другой стороне. Они ивидеть-то толком друг друга не могли.

– Расскажи мне еще раз, как выглядел Коффи, когда Уортонсхватил его.

– Дженис, это не приведет нас ни к чему.

– Может, и нет, а может, и приведет. Расскажи еще раз, какон выглядел.

Я вздохнул.

– Думаю, можно сказать, что он был потрясен. Он ахнул. Какты ахаешь, когда сидишь на пляже, а я подкрадусь и брызну тебе на спинухолодной водой. Или как будто ему дали пощечину.

– Конечно, – согласилась она. – Схватить так неожи-данно,это способно напугать.

– Да, – сказал я. А потом: – Нет.

– Так что, да или нет?

– Нет. Не то чтобы потрясение... Так было, когда он хотел,чтобы я вошел в его камеру и он смог бы вы-лечить мою инфекцию. Или когдажелал, чтобы я пе-редал ему мышь. Он удивился, но не потому, что до негодотронулись... не совсем так... о Боже, Джен, я не знаю.

– Ладно, оставим это, – согласилась она. – Я просто не могупредставить, почему он это сделал. Он ведь по натуре совсем не агрессивен.Отсюда следует другой вопрос, Пол: как ты сможешь его казнить, если прав насчетдевочек? Как ты сможешь посадить его на электрический стул, если кто-тодругой...

Я дернулся на стуле. Ударил локтем по тарелке и сбросил еена пол, она разбилась. Мне вдруг пришла в голову мысль. В тот момент во мнезаговорила скорее интуиция, чем логика.

– Пол? – встревоженно спросила Дженис. – Что с тобой?

– Я не знаю, – ответил я. – Я ничего точно не знаю, но яхочу попытаться узнать.

За стрельбой последовало цирковое представле-ние на трехаренах: на первой – губернатор, тюрьма – на второй и бедный, больной на головуПерси – на третьей. А ведущий представления? Этим занимались по очередиразличные джентльмены от прессы. Тогда они были еще не такие зануды, каксейчас, но даже тогда, во времена до Джералда и Майка Уолласа и всехосталь-ных, они могли скакать очень резво, если в зубах был зажат кусок. Так ина этот раз, и пока шло шоу, все оставалось нормально.

Но даже самый лучший цирк, с самыми устрашаю-щими уродами,самыми смешными клоунами и самыми дикими зверями однажды покидает город. Нашцирк уехал после заседания Совета по расследованию – звучит очень значительно ипугающе, а на самом деле все выглядело прозаически. При иных обстоятельствахгубернатор обязательно потребовал бы на блюде чью-нибудь голову, но на сей разбыло не так. Его племянник со стороны жены – кровный родственник его жены –сошел с ума и убил человека. Убил преступника, да, и слава Богу – но все равноПерси убил человека, мирно спящего в своей камере. А если добавить еще тотфакт, что означенный молодой человек остается безумным, как мартовский заяц, томожно понять, почему губернатору так хотелось замять дело, и как можно скорее.

Наше путешествие к дому начальника Мурса на грузовике ХарриТервиллиджера так и не выплыло наружу. О том, что на Перси надели смирительнуюрубашку и заперли в смирительной комнате, тоже никто не узнал. Как и о том, чтоВильям Уортон был напичкан наркотиками, когда Перси его застрелил. Да и немогли узнать. Зачем? У властей не было оснований подозревать в организмеУортона что-то, кроме полудюжины пуль. Следователь их удалил, гробовщик положилтело в сосновый ящик; вот таков был конец человека с татуировкой «Крошка Билли»на левом предплечье. Как говорится, туда ему и дорога.

И все равно слухи гудели еще почти две недели. За это времяя молчал как рыба, и, конечно, не мог взять выходной, чтобы проверить мысль,осенившую меня за кухонным столом наутро после происшествия. Я точно знал, чтоцирк уже уехал, когда пришел на работу в середине ноября, по-моему,двенадцатого, но я не очень уверен. В этот день я нашел на своем столе листок бумаги,которого так боялся: приказ о дне казни Джона Коффи. Вместо Хэла Мурса егоподписал Кэртис Андерсон, но в любом случае приказ имел юридическую силу и,конечно же, побывал у Хэла, прежде чем попал ко мне. Я представил себе Хэла,сидящего за столом в административном корпусе, с этим листком бумаги в руке.Наверное, он думал о своей жене, которая для врачей больницы в Индианоле сталавоплощением чуда, сотворенного за девять дней. У нее был свой приказ о казни,врученный врачами, но Джон Коффи его порвал. А теперь вот пришла очередь самогоДжона Коффи пройти Зеленую Милю, и кто из нас мог бы помешать? Кто из насостановил бы это?

День казни в приказе был назначен на двадцатое ноября. Черезтри дня после получения – кажется пятнадцатого, – я попросил Дженис позвонить исказать, что я болен. После чашки кофе я поехал на север в своем трясущемся, новполне надежном «форде». Дженис поцеловала меня на дорожку и пожелала удачи. Япоблагодарил, но не представлял, что можно считать удачей: если найду то, что ищу,или, наоборот, не найду. Но я точно знал, что петь в дороге мне не захочется.Не тот день.

К трем часам дня я уже поднялся высоко в горы. До зданиясуда графства Пурдом я добрался перед самым концом рабочего дня, просмотрелзаписи, а потом мне нанес визит шериф, которому клерк сообщил, что какой-тонезнакомец копается в местных бумажных могильниках. Шериф Кэтлит хотел знать,чем я занимаюсь. Я ему рассказал. Кэтлит обдумал мои слова, а потом сообщилкое-что интересное. Он предупредил, что будет все отрицать, если я обмолвлюському-нибудь хоть словом. Выводы делать было рано, но это уже кое-что. Я несомневался. Я думал об этом всю дорогу домой и потом ночью, не в силах уснуть.