Тад управлял в основном только правой рукой, используя левуюлишь в случаях абсолютной необходимости. Рука сейчас была намного лучше, нопо-прежнему дьявольски болела при любом его неосторожном или слишком резкомдвижении. Он не раз ловил себя на подсчитывании тех последних минут последнегочаса до срока, когда ему можно будет принять очередную пилюлю перкодана.

Лиз не хотела, чтобы он ехал в университет сегодня, да иохранники тоже разделяли ее мнение. Для них мотив был прост: им не хотелосьдробить свою охранную команду. Что касается Лиз, то ее мотивы были кудасложнее. Она ссылалась на его рану руки, которая могла снова открыться при работес рулем, как она на словах очень опасалась. Но то, что было в ее глазах,говорило совсем о другом. Там был Джордж Старк, в ее глазах.

– Какого черта ты забыл там, что тебе нужно там делатьсегодня? – этот вопрос постоянно срывался с ее губ – и Тад самому себе долженбыл на него также ответить. Семестр окончился, а он не преподавал на летнихкурсах переподготовки. Наконец, он решил остановиться на дополнительном курседля студентов-отличников.

Шестьдесят студентов подали заявки на поступление на этоткурс по писательскому творчеству. Это было вдвое больше, чем в прошлогоднийосенний семестр, но даже эти студенты не подозревали, что занудливый Тад Бомонти развязный Джордж Старк – одно и то же лицо, примелькавшееся всемпреподавателям и студентам факультета английского языка.

Поэтому Тад решил сказать Лиз, что желает просмотреть всезаявки и сократить число слушателей с шестидесяти до пятнадцати максимум,который он может взять в обучение (и то, видимо, на четырнадцать человекбольше, чем то количество студентов, которое он реально мог чему-то обучать).

Она, конечно, поинтересовалась, почему это дело нельзяотложить хотя бы до июля и напомнила ему (тоже, конечно), что в прошлом году онзанимался тем же делом в середине августа. Тут он сослался на удвоение числазаявок, а также очень тонко заметил, что не хочет, чтобы его летняя леньпревратилась в дурную привычку.

Наконец она прекратила протестовать – не потому, что егоаргументы были убедительными для Лиз, как и сам Тад ясно осознавал, а потому,что ей ясно стало видно, что он решил уехать, не важно, кто и что ему бы неговорил противоположное. Да она и сама понимала, что рано или поздно, но импридется выходить из своего добровольного заточения – скрываться в доме, покакто-то убьет или схватит Джорджа Старка, было не очень приятным выбором. Но ееглаза были по-прежнему полны беспомощного и вопрошающего страха.

Тад поцеловал ее и близнецов, а затем быстро укатил. Онавыглядела так, словно вот-вот заплачет, и если бы он находился еще дома, емупришлось бы остаться там.

Конечно, на самом деле причиной служили не студенческиезаявки.

Причиной была крайняя черта.

Он сам проснулся сегодня утром полный тоскливого страха иужаса. Джордж Старк звонил вечером 10 июня и дал Таду ровно неделю для началаромана о бронированном автомобиле. А Тад так ничего и не смог сделать... хотя скаждым днем ему было все яснее, как могла бы выглядеть эта книга. Ему даже онаснилась дважды за эту неделю. Это было приятным отвлечением от уже наскучившегокошмара – пустого дома и взрывающихся в руках Тада вещей. Но этим утром первойего мыслью было: «Крайняя черта. Я перешел крайнюю черту».

Это значило, что ему нужно говорить с Джорджем еще раз, какбы ему это не хотелось. Нужно было выяснить, насколько сердит Старк. Ну... онпредполагал, что уже представляет себе ответ на этот вопрос. Вполне вероятно,что Старк очень зол, разъярен донельзя, и если Таду удастся нащупать слабину вобороне этого вышедшего из-под всякого контроля старого лиса Джорджа Старка,тот может как-то ошибиться и проговориться.

Теряем связь.

Тад имел какое-то неясное ощущение, что Джордж уже о чем-топроговорился, когда позволил руке Тада записать его признания в дневнике. Еслибы Тад только был уверен, что правильно истолковывает эти и другие слова. УТада была идея... но он не был уверен. А ошибка здесь была слишкомдорогостоящей, и ставкой была не только его жизнь.

Поэтому Тад и ехал в университет, в свое родное зданиефакультета английского языка и математики. Ему не нужны эти студенческие заявкии их дела – хотя, конечно, он и их посмотрит – а ему нужен телефон, который непрослушивают, и нужно сделать кое-что там. Он перешел крайнюю черту.

Опустив левую руку, Тад подумал (уже далеко не в первый разза эту длинную-предлинную неделю), что телефон – не единственное средство,чтобы соединиться со Старком. Он уже пробовал и другое... но там цена быласлишком дорогой. Это была не просто ужасная боль от протыкающего рукуострозаточенного карандаша или наблюдение, как его вышедшее из-под контролятело подчиняется командам Старка, который казался скорее привидением, чемреально существующим лицом. Тад заплатил настоящую цену своим сознанием.Реальная цена была связана с прилетом воробьев, ужас осознавания, что здесьработают силы куда мощнее и неуправляемее, чем сам Джордж Старк.

Воробьи, в чем он все более и более убеждался, означалисмерть. Но для кого?

Тад опасался, что сможет вызвать воробьев, когда попытаетсяснова войти в контакт со Старком.

И он уже представлял себе их появление; он видел, как ониприбывают в то мистическое место посреди двух точек, из которых Тад и Старкдвижутся навстречу друг другу, то место, где они должны схватиться насмерть законтроль над одной-единственной душой, которую они пока поделили.

И Тад боялся, что уже знает, кто победит в этой схватке втом таинственном месте.

Алан Пэнборн сидел в своем офисе в Кастл Роке, которыйзанимал одно из крыльев Муниципального здании. Он провел долгую напряженнуюрабочую неделю также... но здесь не было ничего нового. Раз лето пришло сюда,все пошло как обычно. Нарушения законности, начиная со Дня памяти и до днятруда, давно стал дурной традицией в Мэне, этой Земле отпускников.

Уже была автомобильная катастрофа со столкнувшимися друг сдругом четырьмя машинами на дороге N_ 17 пять дней тому назад, и пьяная драка,унесшая жизни двух людей. Двумя днями позже Нортон Бриггс ударил женураскаленной сковородой, оставив ее лежать неподвижной на кухонном полу. Нортонпо-разному колошматил свою жену за двадцать бурных лет их семейной жизни, носейчас он, видимо, был уверен, что прикончил ее. Он написал короткуюпояснительную записку, богатую по выражениям, но бедную с точки зренияграмматики, а затем покончил счеты и со своей жизнью при помощи револьвера38-го калибра. Когда его жена, тоже далеко не подарок, наконец, очнулась и увиделаеще теплый труп своего незабвенного учителя и наставника, она включила газовуюпечь и засунула туда голову. Парамедики из скорой помощи госпиталя в Оксфордеспасают ее жизнь. Но едва ли добьются этого.