А сейчас все изменилось. Сейчас лицо действительно сталостранным... и если он не начнет снова писать, оно станет не только странным.Оно превратится в гротескное.

«Теряем связь, – подумал Старк опять. – Но ты собираешьсяэто остановить, Тад. Когда ты начнешь роман о бронированном автомобиле, во мнепроизойдет что-то противоположное нынешнему состоянию. Я не знаю, почему, но ядействительно твердо в этом уверен».

Всего две недели тому назад он впервые увидел себя в тойлужице, а за это время его лицо сильно и постоянно дегенерировало. Этиизменения сначала были очень мелкими, настолько мелкими, что сперва Старкпытался убедить себя, что это всего лишь его воображение – но затем они сталивсе ускоряться, и ему уже трудно было не признать правду. Если бы пришлосьсопоставить две фотографии Старка с перерывом в эти две недели, то можно былобы подумать, что он подвергся какому-то мощному радиационному облучению илихимическому воздействию. Джордж Старк, казалось, попал под какой-то страшныйэксперимент по проведению распада всех его мягких тканей.

Гусиные лапки вокруг его глаз, обычные отметки для среднихлет мужчины, теперь превратились в глубокие борозды. Его веки сморщились иприобрели текстуру крокодильей кожи. Его щеки впали, а также стали все болеерастрескиваться. Белки глаз покраснели, что придавало ему вид забулдыги сострадальческим взглядом, спрашивающим, не пора ли уже выпить. Глубокие бороздыи складки прошли от углов его рта до подбородка, придавая рту необычайномрачные очертания. Его светлые волосы, тонкие изначально, теперь совсемутончились и стремительно выпадали, обнажая кожу на затылке. На коже рук выступилижелтые пятна.

Он все это должен был терпеть без особых попыток бороться свнешними изменениями. Он только выглядел старым, а вообще-то старость – несамое страшное. Его сила казалась неиссякаемой. К тому же существоваланепоколебимая уверенность, что как только он и Бомонт начнут снова писать –снова как Джордж Старк – процесс старения пойдет вспять.

Но сейчас его зубы выпадали из десен. И появились язвы.

Первую из них он обнаружил три дня тому назад внутри правоголоктевого сгиба – красную отметину, окаймленную белой омертвелой кожей. Онвспомнил пеллагру, эпидемии которой случались на дальнем юге еще в 1960-хгодах. Позавчера он нашел еще одну, на этот раз на шее, ниже левого уха. Авчера еще две, одну – на груди, другую – пониже пупка.

А сегодня впервые язва появилась и на лице – на правомвиске.

Они не болели. Было лишь непреодолимое желание их чесать – ивсе. Может быть, только пока, когда чувствительность еще не пропала. Но язвыувеличивались в размерах. Правый локоть опух и достиг своей красноватойграницей уже середины плеча. Он один раз попытался расчесать одну из таких язв– и ужаснулся. Кожа и мясо стали легко отваливаться. Полилась смесь крови ижелтого гноя, запах которого было почти невозможно вынести. Хотя никакойинфекции не было и не могло быть. Более всего это напоминало испарения гнили.

Глядя на него сейчас, любой – даже опытный врач – вероятнеевсего предположил бы меланому, вызванную большой дозой радиации.

Но все же язвы не столь уж сильно беспокоили его. Он предполагал,что они будут расти и в количестве, и в площади, соединяться друг с другом и вконце концов съедят его заживо... если он это им позволит. Но он не собиралсяпозволять им сделать это. Однако он не мог заменить себе лицо,обезображивающееся ежедневно во все возрастающей степени. Поэтому нужен грим.

Он очень тщательно наложил жидкую основу, при помощи однойиз губок от щек до висков, особенно тщательно закрывая язву на виске и ту,новую, которая начала пробиваться на левой щеке. Старк никогда не думал, чтоему придется размалевывать себя, словно актеру из телевизионной мыльной оперыили гостю знаменитого шоумена Донахью. Но все, что могло прикрыть язвы, должнобыло использоваться без раздумий. К тому же немного выручал и оставшийся налице загар. Если он будет находиться в полумраке или под искусственнымосвещением, их пока еще очень трудно, если это вообще возможно, заметить. Такон надеялся. Ему также нельзя было находиться под естественным освещением подругим причинам. Он подозревал, что прямые солнечные лучи ускоряют теразрушительные химические реакции в его организме, которые все более и болеедают о себе знать. Это было почти так, словно он превращается в вампира. Но этоне так уж и опасно; в некотором смысле, он всегда им и являлся. И кроме того –я ночной человек, всегда был таким – уж такая у меня натура.

Это заставило его улыбнуться, а улыбка показала зубы,торчащие, как клыки.

Он закрыл баночки с тоном и начал пудриться. «Я могуиздавать запах, – подумал Старк, – и весьма скоро люди будут чувствовать моеприближение – тяжелый неприятный запах гниющего мяса, побывавшего целый деньпод солнцем. Это нехорошо, друзья и милые сердца. Это совсем нехорошо».

– Ты будешь писать, Тад, – сказал Старк, глядя на себя взеркало. – Но при удаче, тебе этим долго не придется заниматься.

Он улыбнулся еще шире и показал передний зуб, темный имертвый.

– Я быстро научусь.

В половину одиннадцатого на следующий день высокийширокоплечий мужчина в наглухо застегнутой рубашке, синих джинсах и огромныхсолнцезащитных очках купил у продавца канцтоваров на Хоустон-стрит три коробкичерных карандашей «Бэрол блэк бьюти». На человеке было много грима и косметики,заметил продавец, – вероятно, остались после веселого мальчишника в одном избаров поблизости. А издаваемый этим покупателем запах напоминал о парфюмернойлавке, словно покупатель выкупался в одеколоне «Инглиш лэзер». Но даже одеколонне мог скрыть то печальное обстоятельство, что широкоплечий пижон пахнулмерзко. Продавец подумал вскользь – очень вскользь – о том, чтобы сострить наэту тему, но затем подумал еще раз. Пижон пахнул скверно, но выглядел мощным.Да и вся их торговая операция была удивительно простой. Это ведь карандаши, ане «Роллс-Ройс».

Лучше всего не связываться.

Старк сделал короткую остановку на обратном пути из магазинаканцтоваров. Ему удалось очень быстро забрать из своей «площадки» наИст-Виллидж те немногие нужные ему принадлежности и упаковать их в рюкзак,купленный еще в первый день его появления в Нью-Йорке. Вообще-то если бы небутылка шотландского виски, он бы еще подумал, стоит ли вообще заходить сюда.

Поднимаясь по наружной лестнице дома, он не заметил тельцатрех мертвых воробьев, мимо которых проходил в это время.

Он уходил из дома пешком... но шел не очень долго. Он давнообнаружил, что целеустремленный человек всегда найдет транспорт, если тотдействительно ему требуется.

День, которым кончалась неделя милосердия для Тада Бомонта,больше напоминал позднеиюльский, чем середину июня. Тад ехал свои восемнадцатьмиль до университета штата Мэн под небом цвета дымчатого хрома, воздушныйкондиционер «Субурбана» работал на всю мощность. За машиной Тада упорнодержался темно-коричневый «Плимут». Он не подходил больше, чем на два корпуса,но и не отставал дольше, чем на пять. Он редко позволял какой-либо машиневтиснуться между «Субурбаном» и собой; однажды на перекрестке около школьнойзоны в Виази некий водитель попытался это нагло сделать, но «Плимут» легко еготут же обошел. Если бы не эта удивительная простота и легкость в обращении срулем, то охранник Тада просто бы нажал синюю кнопку на приборной шкале вавтомобиле. И несколько мигающих огоньков на крыше «Плимута» успокоили былюбого не понимающего правила поведения олуха.