Тад посмотрел на него задумчиво.

– Да, – ответил он. – Я нервничаю каждую ночь с недавнеговремени.

– Можем ли мы что-нибудь сделать для вас теперь, сэр?

– Нет, – сказал Тад. – Думаю, нет. Я просто полюбопытствовало том, что услыхал сам, в кабинете. Спокойной ночи, ребята.

– Доброй ночи, – откликнулся круглолицый. Стивенс толькокивнул. Его глаза блестели с выражением легкого подозрения из-под краевкозырька фуражки.

«Этот малый считает, что я виновен, – подумал Тад,возвращаясь с этой ночной прогулки. – В чем? Он не знает. И даже, вероятно, неочень этого и хочет. Но у него лицо человека, подозревающего всех в виновностив чем-либо или когда-либо. Кто знает? Может, он даже и прав».

Он закрыл дверь и вернулся в гостиную, откуда снова выглянулнаружу. Круглолицый охранник залез обратно в машину, но Стивенс все еще стоял удверцы водителя, и в какой-то миг Таду показалось, что Стивенс смотрит емупрямо в глаза. Этого, конечно, не могло быть, тем более, что кисейные занавескиопущены. Стивенс мог увидеть только неясный темный контур в окне... если онвообще что-либо и заметил.

И все же это впечатление осталось.

Тад опустил драпировки поверх занавесок и подошел к бару. Оноткрыл его и вынул бутылку «Гленливета», который всегда был его любимым виски.Он долго смотрел на бутылку и затем снова убрал ее. Ему очень хотелось выпить,но это было бы самым худшим временем для возобновления пьянства.

Тад прошел на кухню и налил себе стакан молока, стараясь незадеть левую руку. Рана горела и саднила.

«Он был ошеломлен, – подумал Тад. – Это длилось недолго – онтут же ощетинился и выдал этот рубец – но он был ошеломлен. Я полагаю, он спал.Может быть, ему снилась Мириам, но не думаю. То, во что я попал внутри егосознания, слишком напоминает сон. Я думаю, что это его память. Видимо, этоподсознательный архив записей Джорджа Старка, где все записывается и хранитсяна своей полочке. Я представляю, что когда ему удастся проникнуть в моеподсознание – а может быть это уже случалось – он найдет примерно то же самое».

Он проглотил молоко и взглянул на дверь в кладовую.

Интересно, смог бы я проникнуть в его ПРОБУЖДЕННЫЕ ОТ СНАмысли... его сознательные мысли.

Тад подумал, что ответом здесь будет «да»... Но такжеподумал, что вряд ли решится на повторение всего пройденного ужаса. А ведь вследующий раз оружием может стать не карандаш в руке. В следующий раз им можетоказаться нож для вскрытия конвертов, который, на этот раз, вскроет шею Тада.

Он не сделает этого. Я ему нужен.

Да, но он безумен. И безумцы не всегда действуют даже всвоих же интересах.

Могу ли я заставить его сделать что-то? Так же, как онзаставляет это делать меня?

Тад не знал, что здесь ответить. По крайней мере, сейчас. Аодин неудачный опыт может убить его.

Он кончил пить молоко, сполоснул стакан и убрал его всушилку для посуды. Затем, он направился в кладовую. Там с правой сторонынаходились полки для продуктов, а с левой – для бумаги и прочих канцелярскихпринадлежностей. С тыльной стороны кладовой имелась дверь черного выхода,откуда можно было попасть на широкую лужайку, которую Бомонты называли заднимдвором. Тад открыл обе половинки двери и увидел столик для пикника. Тад вышелна асфальтовую дорожку, шедшую вокруг этой части дома, которая затемсоединилась с более широкой, главной аллеей, перед зданием.

Дорожка блестели, как черное стекло под лунным светом. Онсмог увидеть на ней белые нашлепки через неправильные интервалы.

«Птичий помет, не слишком приятно будет в него вляпаться», –подумал Тад.

Тад медленно прошел по дорожке пока не оказался прямо подокнами своего кабинета. Мощный грузовик «Оринко» показался из-за горизонта исвернул на дорогу 15 как раз около дома Тада. Свет от фар ярко осветил нетолько дорожку, но и лужайку. При этой яркой вспышке Тад заметил тушки двухмертвых птиц, лежащих на дорожке лапками кверху. Затем грузовик исчез. Прилунном свете тела мертвых птиц снова казались лишь какими-то тенями – не болеетого.

«Они были настоящие, – снова подумал Тад. – Воробьи былиживые.» – Тот слепой, безграничный ужас стал возвращаться в его сознание,заполняя его чем-то грязным. Он машинально попытался сжать руки в кулаки, начто его левая рука отозвалась резкой болью в ране. То небольшое облегчение отперкодана уже прошло.

Они были здесь. Они были настоящие. Но как это возможно?

Он не знал.

Позвал ли я их или сам создал из воздуха?

Он и этого не знал. Но был теперь уверен в том, что этисегодняшние воробьи были лишь частицей всех возможных в этом мире воробьев.Может быть, просто мельчайшей их частицей.

«Никогда снова, – подумал он. – Пожалуйста – никогда».

Но сам же Тад подозревал, что его желания здесь не играютособой роли. Это был настоящий ужас, он коснулся одной из сторон какого-тострашного паранормального таланта в себе самом, но не умел управлять им. Да исама мысль об управлении такими вещами казалась шуткой.

И он полагал, что еще до того, как все здесь для негозакончится, они снова возвратятся.

Тад содрогнулся и пошел обратно в дом. Он проскользнулвнутрь, словно грабитель, закрыл дверь и разобрал дрожащими руками постель.Перед тем как лечь, Тад принял еще перкодан, запив пилюлю водой из кухонногокрана.

Лиз спала, когда Тад лег рядом с ней. Через некоторое времяон забылся на какие-то три часа неспокойным и каким-то судорожным сном скошмарными видениями, кружащимися вокруг него, но до которых он никак не могдобраться.

Пробуждение не походило на обычное. Он вообще всегда былсловно во сне, переходя от одного видения в другому. Этот сон был ночнымкошмаром.

Он медленно просыпался, зная, что он фактически и не спал.Каким-то образом Тад Бомонт сумел внушить ему эти мысли, сумел подавить еговолю, ненадолго. Сказал ли он какие-то вещи, открыл что-нибудь пока Тад Бомонтконтролировал его сознание? У него было такое ощущение, что он мог этосделать... но он также знал, что Тад не сможет узнать, как интерпретировать всеэто и как отличить то важное от того второстепенного, что он сумел выяснить.

Он также проснулся от боли.

Он снимал двухкомнатную «площадь» в Ист Виллидже, как раз уавеню "В". Когда он открыл глаза, то обнаружил, что сидит у покатогокухонного стола с открытой записной книжкой перед собой. Струйка яркой кровистекала по клеенке на столе и здесь не было ничего удивительного, потому чторучка «Бик» торчала, воткнувшись в тыльную сторону его правой руки.