Словно какой-то бог услышал его желание и решил сию жесекунду выполнить его, полицейский торжествующе выкрикнул из багажника:

— Сигареты!

— О'кей, — сказал полицейский, державший ордер назадержание. — Закрывай багажник. — Он повернулся к Эрни и зачитал ему права,предоставленные ему законом. — Ты все понял? Не нужно повторять?

— Не нужно, — сказал Эрни.

— Ты хочешь сделать какое-нибудь заявление?

— Нет.

— Садись в машину, сынок. Ты арестован.

«Я арестован», — подумал Эрни, и все происходящее показалосьему каким-то кошмарным сном, от которого он скоро должен был проснуться.Арестован. Его повезут в полицейской машине. Люди будут смотреть на него…

Горькие, ребяческие слезы подкатили к его горлу, и онпроглотил их вместе со слюной. Его грудь вздрогнула — один раз, другой.Полицейский, читавший его права, положил руку ему на плечо, но Эрни резкимдвижением сбросил ее.

— Не прикасайтесь ко мне!

— Не бойся, сынок. Садись в машину. — сказал полицейский. Оноткрыл дверцу патрульной машины и помог Эрни залезть в нее.

Эрни уже не собирался плакать. Вместо этого он думал оКристине. Не об отце, не о матери, не о Ли, не о Дэннисе и даже не о Дарнелле —не об этих жалких говнюках, предавших его.

Он думал о Кристине и хотел думать только о ней одной. Эрниоткрыл глаза и откинулся на спинку сиденья. Как всегда, мысли о Кристинеуспокоили его. Через некоторое время он уже был способен сосредоточиться,подробно вспомнить случившееся и обдумать свое положение.

* * *

Майкл Каннингейм повесил телефонную трубку так медленно и осторожно,словно та была начинена взрывчаткой. Затем он так же медленно и осторожноопустился в кресло, стоявшее возле письменного стола с электрической пишущеймашинкой и грудой исторических журналов. За окном завывал холодный ветер.Теплое утро, растопившее снег на подоконнике, сменилось холодным декабрьскимвечером, и сын Майкла был арестован по обвинению в контрабандных махинациях:нет мистер Каннингейм, это не марихуана, это сигареты, двести блоков «Винстона»без штампа об уплате налога.

Сверху доносилось жужжание швейной машинки Регины. Ему нужнобыло встать снова, подойти к двери, открыть ее, пройти через холл к лестнице,подняться по ступенькам, миновать недлинный коридор, переступить порогмаленькой комнатки с цветочными горшками, развешанными по стенам, и, стоя в нейи чувствуя на себе взгляд Регины (она будет в очках для чтения), сказать ей:«Регина, полиция штата Нью-Йорк арестовала Эрни».

Майкл понимал: необходимо сделать хоть что-то, но послепервой попытки встать упал обратно в кресло. Сердце в груди стучало быстро ипричиняло боль, отдававшую в висках.

Внезапно его охватило такое смешанное чувство отчаяния итоски, что он застонал и замер, обхватив голову руками. К нему разом вернулисьвсе мысли, передуманные им за последние шесть месяцев. Всего шесть месяцевназад у него не было причин жаловаться на сына. Теперь тот сидел в тюрьме. Чтослучилось с Эрни за прошедшие полгода? Мог ли он, Майкл, что-нибудь исправить?И знал ли он, что именно должно было быть исправлено? Но с чего все началось?

«Господи…»

Тяжело дыша, он сидел неподвижно и слушал завывание ветра заокном. Он и Эрни посеяли бурю, которая только что разразилась. А ведь ещенедавно весь их домашний мир казался таким ясным и безоблачным…

«Господи», — снова проговорил он тем слабым, слезливымголосом, который презирал в себе.

Внезапно ему вспомнилось, как Регина брала с собойчетырехлетнего Эрни, когда ходила на распродажи детских вещей. Регина обычношла пешком, а Эрни крутил педали своего маленького трехколесного велосипеда иповторял: «Мама, мы едем на ласплодажу?» Тогда Эрни почти не расставался сосвоим трехколесным чудом, хотя у того были спущены шины и почти облупиласькрасная краска на раме и руле. Он с утра до вечера колесил на нем вокруг дома идаже выезжал на пешеходную дорожку за оградой. Майкл закрыл глаза и увидел Эрни,катающегося на нем в голубом свитере и коротких штанишках, а потом у него вдругчто-то случилось с памятью и вместо маленького красного велосипеда он увиделКристину, ее красный проржавевший кузов и помутневшие от старости стекла.

Он заскрежетал зубами. В этот момент его можно было принятьза сумасшедшего. Немного подождав и успокоившись, он встал и пошел наверх,чтобы поговорить с Региной о том, что произошло с их сыном. Он надеялся, чтоРегина подскажет, что им делать, — так было всегда: подскажет, и ему станетлегче, хотя он все равно будет знать, что их сын стал кем-то другим.

Передний край самого свирепого урагана той зимы, рвавшегосяна северо-восток и постепенно захватывавшего всю верхнюю треть СоединенныхШтатов, обрушился на Либертивилл в самый канун Рождества.

«Если не хотите провести Рождество где-нибудь на обочинемежду Бедфордом и Карлайслом, то выезжайте из города пораньше или не покидайтеего совсем. Это мой совет», — сказал утром диск-жокей радиостанции УКВ-104 иначал праздничную музыкальную программу песней «Санта-Клаус идет к нам» винтерпретации Брюса Спрингстина.

К 11 часам до полудня, когда Дэннис Гилдер наконец-топокинул городскую больницу Либертивилла (по ее правилам он мог встать накостыли только на улице, и поэтому Эллани везла его на коляске до самоговыхода), небо сплошь затянули тяжелые серые облака. Дэннис проскакал накостылях до их семейной машины и ненадолго остановился, чтобы подышать свежимвоздухом. Ему сейчас понравилась бы любая погода.

* * *

К часу дня «вольво», принадлежавший Регине Каннингейм,подъехал к окраинам небольшого городка, расположенного на девяносто мильвосточнее Либертивилла. К этому времени облака стали еще темнее, а температураупала на шесть градусов.

Это была идея Эрни, и они решили по старой традиции провестиканун Рождества у тети Вики и дяди Стива, сестры и свояка Регины. Их поездкабыла обговорена еще в начале декабря. Она была отменена после того, что Регинаупорно называла «неприятностями Эрни», но тот с начала недели агитировал засемейный визит к родственникам, а у его матери не было сил сопротивляться. Онаслишком устала в предшествовавшие три дня.

Когда Майкл поднялся к ней наверх и рассказал о телефонномзвонке из полиции, она молча выключила швейную машинку, встала, подошла ктелефону и начала борьбу за выживание — свое, своей семьи и своего сына. Настоявшего рядом мужа она в первые часы обращала не больше внимания, чем напредмет обстановки.