Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это было не особо сложно, но, если честно, очень сильно растягивало время выполняемой работы. Казалось, рабочая смена от этого длилась не восемь, а все двенадцать часов. А то и — двадцать! И он постоянно удивлялся этому, глядя на круглые белые часы с чёрными стрелками, расположенными над Упаковкой. Которые отказывались теперь ходить по кругу, как заключённые на прогулке, а словно бы замирали, позируя его взгляду. И бывало под конец смены он так уставал от этого психологически, что снова добровольно соскальзывал в мечты. Начиная действовать руками «на автомате». И стрелки, замечая, что за ними уже никто не смотрит, с энтузиазмом бросались врассыпную. За ограду его наблюдения. Как лопасти вентилятора! Пока он спал на ходу, утопая в бесконечных мечтах и фантазиях, судорожно сглатывая слюну предвкушения, о своём столь искромётном будущем, что…
Но Господь, как типичный зануда, то и дело обрывал полёт его залихватской фантазии. И настаивал:
— Именно жизнь всецело в каждом Настоящем Моменте и делает всю твою жизнь и тебя самого действительно, — подчёркивал Он, останавливая стрелки, — настоящим.
— Ведь даже Ленин говорил, что «социализм — это учёт и контроль», — соглашался Ганеша. И приходил в чувство.
Даже тогда, когда он откатал Сизифов-камень и тело снова полностью перестало уставать. Настаивая на том, что теперь Ганеша должен окрепнуть ещё и психологически. Снова «задубеть» душой, как сбитый кулак, читая взятые в рейс книги.
Ведь подобное характерно отнюдь не для каждого. А только для тех, кто совершенно искренне увлечён вечно юной, изящной и такой беспечной девушкой по имени Слово, которая, в отличии от реальных, никогда не даст вам ни малейшего повода разлюбить себя. Тем более — в данной книге!
И опять всё явственнее ощущал появление двух твёрдых «таблеток» у себя в сосках. А затем и то, как эти «таблетки» с каждым днём всё сильнее воспалялись и увеличивались в объеме, с одновременной активацией лимфоузлов в области паха. А затем и — по всему телу! И его «натура натурата» в течении пары месяцев этих внутренних гормональных трансформаций в конце концов вдруг обернулась натуральной девушкой.
Найдя своё мужское тело прямо-таки смешным. Все его былые (мужицкие) чаяния — мелкими и лишь забавными. А его «Большую Мечту» о взаимной любви с какой-то бабой и вовсе — идиотской.
Афродита по-свойски овладела его психикой и стала им распоряжаться, как самой собой. Пусть и в более грубом и менее привычном для неё теле. С его излишними, неудобно торчащими, иногда, «деталями». Заставляя её густо краснеть, когда старший матрос, приходивший будить её на работу, это замечал. С усмешкой. По характерной пирамидке из одеяла.
Начав заботится о коже рук и лица, покрытого уже в её отсутствие морщинками в краешках глаз. Приводившими её в отчаяние! Отсутствием косметики. Бесконечно любуясь в зеркале своими небесно-голубыми глазами. А затем…
Женская сущность нашего героя внезапно для себя разозлилась на Ареса. Только за то, что в тот недолгий период, когда особенно долго не было рыбы, старпом стал снова спускаться из надстройки над судном в их «нижний мир». На уровень ватерлинии. И мешать матросам отдыхать. Заставляя их всех то расхаживать «барашки» на иллюминаторах, то ещё какой другой ерундой заниматься.
— Чтобы вы не сходили с ума от безделья, — объяснял им старпом. — И не начали ставить бражку!
Не зная ещё, что самые буйные из них, рискуя попасть под выговор, уже давно периодически развлекались у Рема медовухой.
Как не стала объяснять Аресу это Афродита, рискуя закрыть этот «ночной клуб». В кубах дыма. Где висели топоры и не менее грубые остроты матросов, варя в голове из них себе такую кашу, что ни в одной сказке не снилось. Только после рейса поведав старпому:
— Рем тщательно вёл свои списки в тетради и в конце рейса предъявил им счёт. Каждому. Чтобы рассчитаться с поставщиками. А «не корысти ради»… Пока те не успели сойти в Корее на берег с полученными от капитана долларами. И всё там промотать. Включая «ум, честь и совесть нашей эпохи!» На ещё более порочные удовольствия.
Ради которых они и ходили в море, как показывала практика. Глазами их жён. Когда они возвращались домой, не имея за душой ни цента! Кроме жены, этот «неразменный пятак». Которая, сколько её ни имей, постоянно подавленно смотрела на них наутро, как укор совести:
— Неужели я хуже их?
Ну, разве кто из матросов мог объяснить своей избраннице, что дело даже не в наличии в Корее «Розовых кварталов», куда они радостно возвращались через каждые полгода в море, как к себе домой? Пиная дверь от возбуждения. Где они уже всех этих раскосых «Васаби» знали чуть ли не по именам. Благо, что все их имена были столь же выдуманными и легко запоминались.
А — то, что они полностью переставали себя контролировать, как только их нога касалась берега, и просто не в силах были «выйти из штопора» охватившего их куража? Изнывая от собственной щедрости — до ломоты в суставах.
Тем более — когда ты пьян!
Вспоминая в холодном поту то, что было вчера:
— Или это был всего лишь кошмарный сон? Ведь этого не могло быть на самом деле! — уверяли они себя. — Тем более — со мной! — нервно ощупывая — уже пустые — карманы.
И за три этих долгих, как в детстве, незабываемых дня перестоя судна в Пусане умудрялись спустить почти что всю зарплату. В «Розовых кварталах».
Ведь разве для озорного ребёнка существует жена, дети? Запоздало понимая теперь (в курилке), что для тех, кто хочет казаться взрослыми, это не более, чем очередная игра «в семью». С любовницей — в порочность. А заграницей — в Писсаро, Колумба… и прочих, не менее героических личностей. Которые тебя на тот момент окружали в Пусане, вынырнув на поверхность реальности в незримых (но реально ощутимых!) доспехах членов твоего экипажа. Которых ты уже едва узнавал. Словно по щелчку всемогущей ведьмы превратившихся из забитых жизнью матросов обработки в чешуе и слизи в настоящих «Искателей приключений»! Что каждые пять минут подстрекали тебя к очередным безумствам. Бессознательно понимая уже, что всё женское должно быть ими здесь и сейчас тут же растлено в прислугу, исполнителя малейших твоих прихотей, а мужское…
Да и мужское — тоже! Ведь перед тобой туземцы. Тем более — высшей расы! Созданные по образу и подобию Серых. Которые всё это уже давным-давно понимают, по Фрейду. И даже — красят волосы! В белый цвет. Предвкушая белых богов (как в случае