Увидев своего друга среди остальных, Катон не смог сдержать улыбки, глядя на черное лицо, подгоревшие волосы и драную тунику в свете факела, закрепленного в держалке за воротами.

— Как все прошло?

Макрон облизнул губы и сглотнул, переводя дыхание.

— Лучше не бывает. Тоннель разрушен, крепь мы им сожгли.

— Тогда мы выиграли еще несколько дней. Отлично, Макрон.

Катон рассмеялся, чувствуя облегчение. И оттого, что его друг вернулся невредимым, и оттого, какой ущерб они причинили противнику.

— Только не говори, что ты там не повеселился.

— Повеселился?

Макрон покачал головой.

— У тебя странное чувство юмора, друг мой.

— Как скажешь. Вот тебе кое-что.

Катон сунул в руку Макрону бурдюк с вином. Центурион мгновенно вытащил затычку и поднял бурдюк, направляя струю вина себе в рот. В темноте немного промахнулся и облил себе вином лицо, но сразу же сдвинул горлышко и принялся жадно пить. Интересно, подумал он, действительно вино такое вкусное, или оно просто досталось ему тяжким трудом?

Следующие пару дней римляне наслаждались безопасностью, с удовлетворением глядя, как бунтовщики устраняют причиненный им ущерб. Снова завизжали пилы в развалинах поселения, противнику пришлось заново заготавливать доски и бревна взамен тех, которые уничтожили римляне во время вылазки. Наутро после вылазки Макрон подробно доложил обо всем, и Катон удивился тому, как медленно бунтовщики рыли подкоп, учитывая сказанное Пастериксом. «Оно и к лучшему», — решил он. Чем медленнее они действуют, тем больше времени у Вителлия, чтобы прийти с основными силами. Но Катон не собирался сидеть сложа руки, считая прибытие подмоги данностью. Продолжились работы по возведению внутренней стены за надвратной башней, и ее сделали высотой уже почти с основную. Должен быть план на случай чрезвычайной ситуации, если бунтовщикам все-таки удастся сделать подкоп до ворот.

Катон решил предпринять и другие меры предосторожности, более действенные, чтобы помешать противнику. Спустя два дня после вылазки он приказал разметить квадрат между надвратной башней и внутренней стеной.

— Мы будем делать контрподкоп, — объяснил он Макрону. — Начнем отсюда, на двадцать футов в глубину, а затем навстречу вражескому подкопу. Если начнем сейчас, то сможем подобраться к их тоннелю прежде, чем они дойдут до внешнего рва, и уничтожим их тоннель в последний момент. Это обескуражит их, и они задумаются прежде, чем продолжать делать подкопы.

Макрон приподнял брови и надул губы.

— Это будет тяжелая работа, командир. Гвардейцы ни черта не умеют тоннели копать. Утомительно и опасно.

— Мы снизим опасность, насколько можем, если шахта и тоннель будут хорошо укреплены столбами, которые у нас имеются в изобилии. При необходимости можем взять крепь и из шахт.

— Точно, — согласился Макрон. — Но есть ли в этом необходимость? Если ребята Искербела будут работать так же медленно, то Вителлий явится сильно раньше, чем они доберутся до надвратной башни. А наши парни будут просто терять время и силы, подвергая себя опасности.

— Мы постараемся рисковать как можно меньше, — ответил Катон. — А Искербел наверняка начнет подгонять своих. Готов предположить, что теперь они станут работать с той скоростью, о которой говорил Пастерикс. В любом случае, гвардейцам будет чем заняться, пока не пришла подмога.

— Гм.

— Сам же говорил. Праздность вредит воинам. А если им до сих пор не приходилось таким заниматься, то это еще и полезный опыт. Обучение в процессе работы. Им не помешает. Кто знает, вдруг Вителлий почему-либо задержится?

— Хочешь сказать, командир, он может желать нам поражения?

— А ты так не думаешь? Он-то сухим из воды выйдет, что бы ни случилось. Если прибудет вовремя, прежде чем Искербелу удастся взять рудник штурмом, то сможет доложить, что спас когорту. Если когорту уничтожат, то он нам отомстит, повысив свой авторитет. Я бы предпочел не отдавать инициативу ему, равно как и Искербелу. Мы должны сами ее проявить. И контрподкоп — лучший способ. Мне нужно будет составить бригады работающих. Скажем, пятеро копают, пятнадцать вытаскивают землю. Это будет одна смена. Землю мы сможем использовать для укрепления внутренней стены. Конечно, необходимо делать это с осторожностью. Не стоит предупреждать противника о том, что мы затеяли ту же игру, что и он. Кроме того, у нас есть все необходимые инструменты прямо тут, на руднике.

— Да, командир. Займусь необходимыми назначениями.

Катон кивнул, удовлетворенный своим планом. «Имеет смысл подстраховаться от любых неожиданностей», — подумал он. Может, Вителлий и прибудет до того, как они закончат тоннель. Если даже противнику удастся обрушить надвратную башню, он натолкнется на внутреннюю стену. Если падет внутренняя стена, останется вторая, а потом и последний рубеж обороны, стена на дороге к лагерю наверху. Есть хороший шанс того, что им удастся провести контрподкоп и уничтожить новый подкоп бунтовщиков. Да, подумал Катон, есть причины быть довольным тем, как он ведет оборону рудника.

Как и предполагал Макрон, приказы префекта гвардейцы восприняли с недовольством и раздражением. Но дисциплина взяла свое, и они взялись за работу усердно, пусть и без воодушевления. Оставшись в одних набедренных повязках, они работали по два часа заступами и лопатами. Затем заступала следующая смена. Когда они углубились настолько, что солнечный свет уже не проникал в шахту, то стали работать при слабом свете масляных светильников. Сменившиеся поднимались вверх по лестнице, покрытые потом и грязью и изнемогающие от жажды. Копать вниз оказалось не слишком сложно, а боковые стены шахты укрепляли досками. Достигнув необходимой глубины, они начали копать тоннель горизонтально, навстречу тоннелю бунтовщиков. Это была тяжелая работа в духоте и темноте. Катон потребовал, чтобы крепь в тоннеле ставили намного тщательнее, чем это делалось на руднике. Выкопанную землю уносили по ночам, чтобы бунтовщики, если они следят за лагерем с окрестных гор, не поняли, что задумали осажденные.

Противники опасливо поглядывали друг на друга, тянулись дни и тоннели. Вал и стена вокруг тоннеля бунтовщиков стали еще выше, они добавили дополнительные укрепления, чтобы не допустить повторной вылазки, подобной той, которая похоронила их усилия. Бунтовщики патрулировали окрестности большими силами днем и ночью вдоль всей стены обороняющихся. А разложение трупов во рву шло своим чередом, и гвардейцы, стоящие в карауле, уже начали обматывать носы и рты полосами ткани, пропитывая их маслом и благовониями, которые нашлись в доме прокуратора. Правда, это не слишком помогало, и римлянам приходилось терпеть вонь и зрелище того, как грифы и дикие звери пировали под стеной, поедая разложившуюся плоть.

Каждый день на рассвете и на закате Катон приходил на осмотр к хирургу, который менял повязки, смывал гной и осматривал рану. Хирург сказал, что очень доволен тем, как заживает рана, и что прокол в глазном яблоке оказался совсем небольшим. Невозможность хорошо видеть поврежденным глазом беспокоила его не так, как Катона. По прошествии пяти дней он перестал бинтовать Катону голову и сделал ему небольшую повязку поверх ткани на ране. Макрона очень повеселил ее вид, и он предположил, что Катону, возможно, стоит задуматься о смене рода занятий, попроситься в имперский флот или даже заняться пиратством.