– Да, это так… А что это у вас в руках за книга? Судяпо количеству ослиных ушей, что вы загнули, читаете ее усердно.

Оля показала переплет книги, продолжая смотреть на Александраво все глаза. Это была поэма «Полтава» петербургского поэта Александра Пушкина.

– Война со шведами, – сказал он удивленно. –Впервые вижу девушку, интересующуюся битвами…

– Битвы? – удивилась она. – Здесь есть и битвы?Я их как-то не заметила.

Он чувствовал себя озадаченным:

– А что там еще?

– О, главного вы и не заметили… Ох, какими бедными Господьсотворил мужчин!

Наконец подружка увлекла ее за собой. Пройдя несколькошагов, Оля обернулась и крикнула:

– Приходите в субботу к губернатору! На кавалькаду к морю!

Подруга сердито дернула ее, и они побежали по залитомусолнцем бульвару. Засядько прислонился к парапету, на мгновение закрыл глаза,словно воскрешая прошлое, с которым встретился через двадцать лет. Весна вобразе Оли, поэма о Полтавской битве…

Что она в ней нашла, кроме описания сражений? И вдругпочувствовал, как кровь бросилась ему в лицо, словно гимназисту на первомсвидании. В памяти воскресли целые страницы, которые он пропускал, невникая в содержание.

Любовь красавицы Марии к гетману Мазепе! Мария, отвергшаялюбовь молодых красавцев из знатных семей, полюбила гетмана Мазепу, сурового иопытного воина, который был старше ее втрое…

Он расстегнул воротник, но легче не стало. Сердце впервыевышло из-под контроля и продолжало гнать жаркую кровь в голову. В небекричали чайки, солнце посылало горячие, как раскаленные ядра, лучи. Даже ветерс моря не приносил прохлады.

Он ощутил, что железная воля, которая все предыдущие годы неизменяла ему, впервые пошатнулась. Нахлынули странные, никогда ранее неиспытываемые чувства, закружили голову, привели в смятение. Стальной стержень,на котором держалась вся его жизнь, вдруг начал плавиться, словно восковой.

Потрясенный, он снова и снова воскрешал образ девушки. Онауходила, юная, легкая, как утренний луч, который скользит по траве, не тревожаее. Девичий силуэт четко выделялся на синем небе, а когда совсем исчез, стоилоАлександру закрыть глаза – и он снова видел стройную фигуру девушки, каксимвол весны, юности, чистоты…

«Неужели раскис? – подумал он с иронией. – Насантименты потянуло?»

Вызвал в памяти картины грандиозных сражений, кровавыхсхваток, пожаров, уничтожавших города и селения… Напрасно! Поверх всегонакладывался трепетный девичий образ, а остальное блекло, отступало,растворялось.

Ему уже сорок лет. Или еще сорок? Жизнь прошла средижестоких сражений, под грохот канонады и при багровом свете пожаров. Неуспевала закончиться одна война, как вспыхивала другая. Пятнадцать лет невыпускал он из рук окровавленную саблю, пятнадцать лет жил войной, в которой небыло места женщинам. А потом два года затворничества в сарае-лаборатории…

В голове зародилась тревожная мысль: правильно ли онжил все предыдущие годы, отказавшись от человеческих радостей? Он считал себясчастливым, но не прошел ли мимо еще более великого счастья?

«Слабость. Опомнись, Александр! – одернул себяЗасядько. – В этом мире бездумно счастливы лишь бабочки да люди,подобные им. Тебе же никогда не суждено быть таким счастливым».

Мало-помалу удалось взять себя в руки. Он несколько разглубоко вздохнул, приводя мысли в порядок. Воля начала теснить хаотическиеэмоции, которые окружали и заставляли капитулировать бунтовщиков.

Наконец он собрался с мыслями, полностью овладел своимичувствами. Снова железный, непреклонный, несгибаемый. Однако в душе осталосьщемящее сожаление, словно о цветах, растоптанных тяжелыми солдатскими сапогами.

Генерал-губернатор вышел навстречу, едва мажордом доложил оприходе прославленного генерала. Многочисленные тетушки, под крылышком которыхтомились в ожи­дании женихов молоденькие девицы, сразу же принялись даватьпоспешные наставления своим воспитанницам. Не иначе как боевого генералапотянуло к семейному очагу. Не упустить бы! Партия завидная. Холост и втакие-то годы уже генерал, лично знаком с государем императором и его братьями…

«Все у меня не как у людей, – подумал Засядьконасмешливо. – В моем возрасте женятся по предварительнойдоговоренности. По расчету. На имениях и на связях. А я, словно влюбленныйлицеист, бегу на бал, от которого давеча отказался…»

– Рад вас видеть, Александр Дмитриевич! Вам понравится,уверяю вас, – рассыпался в любезностях губернатор. – У нассобирается вся светская Одесса!

Засядько улыбнулся и посмотрел по сторонам. Под стенамичинно сидели девицы на выданье. Но где же та, ради которой он пришел сюда?

– Мы решили сегодня устроить верховую прогулку кморю, – сказал губернатор. – Участвуют все, кто хочет. Сразу же послебала и отправимся. Как вы на это смотрите, Александр Дмитриевич?

– С удовольствием примкну к вам, – ответилЗасядько.

Лошади у губернатора были хорошие. Александру из уважения кего генеральскому званию хотели было дать самого рослого, богатырского сложенияконя, но смирного и неповоротливого, однако он предпочел оседлать молодого,полного сил жеребца, который, как зверь, рвался с привязи.

Конюхи лишь уважительно покачали головой, когда Засядьковихрем вылетел на жеребце со двора.

Кавалькада мчалась вдоль берега. Кавалеры оказывали дамамразличные знаки внимания, завязывался обычный в таких случаях флирт –старая как мир игра.

Александр догнал Олю. Она скакала на белом коне, ­гордая икрасивая, словно скифская царевна. Некоторое время их лошади шли рядом,потом девушка чуть придержала свою. Мимо них со смехом и шутками промчалсяпраздничный кортеж. Каждый был занят собой и своим партнером.

– Нравится вам? – спросила Оля.

Засядько кивнул, не зная, с чего начать разговор.

– Я снова перечитала «Полтаву», – неожиданносказала Оля.

– Славный город, – заметил он. – Моя родина.Я родился неподалеку.

– Правда? Я мечтаю побывать там. Наверное, где-нибудьпод Полтавой остались еще следы знаменитого сражения? – спросила девушка,посмотрев на Засядько, и вдруг добавила: – Александр Дмитриевич, а вызнаете, что у вас нет ни одного седого волоса? Я и не думала, что бываюттакие молодые генералы. Больше двадцати пяти лет вам никто не даст…

Засядько знал, что выглядит молодо. Жесткий режим, купаниекруглый год, неприхотливость в пище и отказ от всякого рода излишеств прибавилиему молодости. Хотя он и не обращал на свою внешность внимания, заботясь лишь осохранении высокой работоспособности, но, как оказалось, одно способствовалодругому.