плохими парнями? Он еще столько всего не понимает о нас, людях.

Из глаз капают слезы.

– Эти женщины, они тоже были жертвами, совсем как мы.

Танатос вопросительно смотрит на мертвых.

– И это для тебя важно, – говорит он. Это не вопрос, однако во фразе чувствуется замешательство. Всего день назад я даже не знала о них.

– Они не заслуживали смерти.

– Кисмет, смерти заслуживают все, даже тот мерзавец, которого я убил минуту назад.

Он опускается рядом со мной на колени, протягивает руку, гладит по недавно исцеленной щеке.

– Жить – это умереть, – добавляет он. – Таково соглашение, что вы заключили, придя в этот мир. Нельзя получить одно без другого.

Смерть поднимается.

– Вся ваша жизнь, все ваши страдания, все ваши потери – всё ради этого. – Он поводит рукой, указывая на мертвых вокруг, и распахивает крылья. – Вы все бежите ко мне всю свою жизнь.

Глава 57

10-я автострада, Аризона

Сентябрь, год Всадников двадцать седьмой

Я полагала, что лагерь, в котором меня держали, был последним из владений Шестидесяти Шести – или кем там, черт побери, были эти люди.

Но… нет. Через неделю после налета мародеров мы сталкиваемся с новыми неприятностями.

На обочине шоссе стоит большой заброшенный склад. Одно из немногих строений, которое мы видим на этом пустынном участке дороги.

До него остается не больше сотни ярдов, когда из здания вылетает туча стрел, нацеленных на нас со Смертью. Я видела достаточно обстрелов, чтобы заметить, что их траектория слишком низка и до нас они не долетят, однако у меня все равно перехватывает дыхание.

Стрелы с сухим стуком сыпятся на видавшую виды дорогу впереди нас.

– Стойте! – раздается голос, и кто-то выходит из склада. – Стрел у нас еще много!

Человек тычет пальцем вверх.

Я поднимаю взгляд – и только теперь замечаю десяток разместившихся на крыше людей с луками наизготовку.

Танатос крепче прижимает меня к себе, и я понимаю, что пришел их конец. Задерживаю дыхание, ожидая падения тел.

Но Смерть вдруг останавливает коня.

– Знаешь, – тихо говорит он, – я, похоже, стал всерьез презирать луки и стрелы.

Человек на земле продолжает идти нам навстречу. Рука его лежит на рукояти висящего на бедре в ножнах кинжала. Не знаю, что он собирается делать этим клинком; он слишком далеко, чтобы хотя бы метнуть его в нас.

– Это платная дорога, – заявляет он, указывая на шоссе. – Никто не пройдет по ней, не заплатив.

Отчетливо слышу, как на крыше склада кто-то из лучников выдыхает:

– Во имя дьявола… Это что, крылья?

Воцаряется тишина, накрывая меня, Танатоса, стрелков. Даже человек на земле напрягается, словно тоже услышал.

– Всадник, – раздается чье-то шипение. За ним следует панический ропот.

Смерть наклоняет голову, его губы касаются моего уха.

– Я забираю всех в могилу, – говорит он. – Я сострадаю всем душам. Но сейчас во мне нет сострадания. Они оскверняют то, что я считаю священным в жизни, а значит, они оскверняют меня. – Танатос выпрямляется в седле. – Вы все умрете, – провозглашает он. – Но прежде я заставлю вас страдать.

Иных стимулов перепуганной группе не требуется. Человек на земле кидается обратно к складу, и когда он исчезает внутри, лучники вновь стреляют.

Порыв ветра уносит стрелы куда-то в сторону. Еще один залп – и вновь стрелы сдувает.

Не обращая внимания на направленное на нас оружие, Всадник трогает коня.

– Почему ты не убиваешь их? – Тихо спрашиваю я, глядя, как на тетиву ложатся новые стрелы.

– Так жаждешь их смерти? – отвечает вопросом Танатос с мрачным весельем в голосе.

Поворачиваюсь и смотрю на него. Он улыбается, но переводит взгляд на стрелков – и улыбка тотчас исчезает, а у меня мурашки бегут по спине при виде его безжалостного лица.

Очередные стрелы тоже сбиваются с курса, и я слышу, как кто-то наверху сдавленно ахает. Поднимаю взгляд как раз вовремя, чтобы увидеть, как переговорщик – тот, кто шел к нам, а потом убежал, – покачивается на краю крыши. Он хватается за горло и падает, исчезая из вида.

– Винс! – вскрикивает женщина рядом.

Кто-то другой орет:

– Поднимай задницу, чувак!

Но Винс задницу не поднимает.

Два лучника покидают свои посты, чтобы проверить упавшего, а остальные продолжают выпускать стрелы в Смерть, который продолжает сдувать их.

Мы уже почти добрались до склада, когда люди наверху начинают вопить:

– Эй, эй, эй!

– Какого хрена, Винс?!

Не могу сказать, что там происходит, пока на краю не показываются двое. Один из них, наш бывший переговорщик, душит кого-то другого.

Теперь я понимаю, что случилось с Винсом.

– Винс, отпусти Роя!

Но Винс больше не Винс.

Рой вцепляется в руку Винса, сдавливающую его горло, остальные пытаются разнять дерущихся, но среди этого хаоса еще один из мужчин вдруг спотыкается, задыхается, падает – а через секунду тоже поднимается.

Танатос останавливает коня и спокойно наблюдает за происходящим со своего места.

– Танатос, – выдыхаю я.

– О, как я люблю, когда ты произносишь мое имя так, – откликается он.

На сей раз, однако, я возмущена по совершенно другой причине, не имеющей никакого отношения к сексу.

– Прекрати.

– Жестокая жизнь приводит к жестокой смерти, кисмет. Эту дань я заставлю их заплатить.

Я думала, что пребывание со мной смягчит отношение Танатоса к людям, но после последней демонстрации силы Смерти и того, что происходит сейчас, я уже в этом не уверена. Возможно, я сделала его человеком в худшем смысле этого слова.

Тянусь к его руке, крепко сжимаю ее.

– Пожалуйста.

Моя мольба на него не действует.

Через минуту они все мертвы, и это страшно, очень-очень страшно. Я слышала их крики и могу лишь представить их ужас и замешательство, когда бывшие друзья убивали их. Такое бессмысленное предательство…

Живых не осталось, и вновь повисает тишина – колючая, нервирующая тишина. Я слышу только собственное неровное дыхание.

– Ты мог бы просто убить их всех сразу, – говорю я.

Несмотря на то, что они вымогали у нас плату, угрожали нам и, наверное, с радостью бы убили, я все еще не могу прийти в себя от жестокости Смерти.

– Мог бы, – соглашается всадник.

Он цокает языком, и по-видимому, это всё, что он имеет сказать по данному поводу.

Глава 58

10-я автострада, Западная Аризона

Сентябрь, год Всадников двадцать седьмой

Когда же эта проклятая пустыня останется позади?.. Мы пересекаем ее уже несколько недель и, насколько я могу судить, по-прежнему торчим в самом ее центре.

День начинается с жары, и температура все повышается и повышается. Я потею, и потею,