— Дорогой мистер Саттертуэйт, вы заставляете меня краснеть,— с улыбкой проговорил мистер Кин. — Насколько мне помнится, все эти делараспутали вы, а не я.

— Только благодаря вам, — с видом непоколебимой убежденностизаявил мистер Саттертуэйт.

— Гм-да. — Полковник Мелроуз, начинавший терять терпение,откашлялся. — Мы не можем больше задерживаться. Пора ехать, — и решительнонаправился к машине.

Нельзя сказать, чтобы он был в восторге от того чтоСаттертуэйт, в своей непонятной лихорадке, навязывал ему совершенно незнакомогочеловека — но веских возражений в голову как-то не приходило, к тому же им действительнопора было спешить.

Мистер Саттертуэйт галантно предоставив мистеру Кину место всередине, сам сел возле дверцы. Места и правда оказалось достаточно для всехтроих, так что им даже не пришлось особенно тесниться.

— Так вас, мистер Кин, интересуют преступления? — спросилполковник, стараясь быть любезным.

— Не совсем.

— Что же тогда?

Мистер Кин улыбнулся.

— Спросим мистера Саттертуэйта. Знаете, он ведь тонкийнаблюдатель.

— Думаю… — медленно проговорил мистер Саттертуэйт, — тоесть, возможно, я ошибаюсь, но… думаю, что мистера Кина больше всего интересуютлюбовники.

На последнем слове — коего ни один англичанин не произнесетбез смущения — мистер Саттертуэйт залился краской, и сакраментальное словопрозвучало у него как-то виновато, словно в кавычках.

— О-о, — озадаченно сказал полковник и умолк, решив просебя, что этот приятель Саттертуэйта, кажется, подозрительный субъект.

Он незаметно покосился на мистера Кина. Да нет, с виду вродечеловек как человек, довольно молодой. Смугловат, правда, но в целом нискольконе похож на иностранца.

— А теперь, — торжественно объявил мистер Саттертуэйт, — ядолжен изложить вам наше сегодняшнее дело.

Он говорил около десяти минут. Едва различимый в темном углумчащегося сквозь ночь авто, он наслаждался пьянящим чувством собственногомогущества. Что из того, чти в жизни он всего лишь зритель? В его распоряжениислова. Они ему подвластны. Он волен сплести из них узор, причудливый узор, вкотором оживет и красота Лоры Дуайтон — белизна обнаженных рук, золото волос, —и темная, загадочная фигура Поля Делангуа, любимца дам. Фоном же пусть послужитдревний Олдеруэй, незыблемо стоящий на английской земле со времен Генриха VII,если не раньше; Олдеруэй, обсаженный стрижеными тисами, за которыми тянутсяхозяйственные постройки и темнеет пруд — в былые времена по пятницам монахивытаскивали из него жирных карпов.

Всего несколько точных, четких штрихов — и готов портретсэра Джеймса Дуайтона, прямого потомка старинного рода де Уиттонов. Эти деУиттоны всегда славились своим умением выкачивать деньги из всей округи искладывать их в кованые сундуки, так что, когда наступили черные времена имногим английским семействам пришлось потуже затянуть пояса, богатство Олдеруэяничуть не оскудело.

И вот финал! С самого начала и до конца мистер Саттертуэйтбыл уверен в благосклонности слушателей. Теперь он смиренно ждал заслуженнойпохвалы, и она не заставила себя ждать.

— Вы настоящий художник, мистер Саттертуэйт.

— Я… — Блестящий рассказчик неожиданно стушевался. — Япросто старался быть точным.

Они уже несколько минут, как миновали главные воротаолдеруэйского парка и теперь подъезжали к парадному крыльцу. По ступенькамнавстречу машине спешил констебль.

— Добрый вечер, сэр. Инспектор Кертис в библиотеке.

Мелроуз взбежал на крыльцо, его спутники последовали за ним.В просторном вестибюле их встретил насмерть перепуганный старик дворецкий.Мелроуз на ходу кивнул ему:

— Добрый вечер, Майлз. Печальное событие.

— Вы правы, сэр, — заметно дрожащим голосом отвечалдворецкий. — Просто не укладывается в голове. Как подумаю, что какой-то злодей…

— Да-да, конечно, — не дослушал Мелроуз. — После поговорим,— и, не останавливаясь, прошагал дальше.

В библиотеке его почтительно приветствовал инспектор,огромный детина солдафонского вида.

— Скверное дельце, сэр. До вашего приезда я ничего нетрогал. Отпечатков нет, чисто сработано. Так что убийца, судя по всему, не новичок.

Мистер Саттертуэйт скользнул взглядом по сгорбленной фигуреза огромным письменным столом и торопливо отвел глаза. Удар был нанесен сзади,со всего размаху, череп раздроблен — в общем, зрелище малопривлекательное.

Само орудие убийства валялось на полу: бронзовая статуэткавысотой около двух футов, в пятнах невысохшей крови на основании. МистерСаттертуэйт наклонился, чтобы рассмотреть ее получше.

— Венера, — вполголоса сообщил он. — Стало быть, Венераявилась виновницей его гибели.

Образ был не лишен поэзии, есть о чем поразмышлять надосуге.

— Все окна заперты, — продолжал докладывать инспектор, —изнутри.

Последовала многозначительная пауза — Значит, все-такикто-то из своих, — неохотно заключил начальник полиции. — Ну что ж, будемразбираться Убитый был одет в костюм для гольфа, сумка с битами небрежноброшена на широкую кожаную кушетку.

— Прямо с поля пришел, — пояснил инспектор, проследив завзглядом шефа. — В пять пятнадцать закончил игру — и прямо сюда. Дворецкийподал ему чай, а после чая он позвонил, чтобы лакей принес тапочки. Пока чтовыходит, что этот самый лакей как раз и видел его последний — живого.

Мелроуз кивнул и вернулся к изучению письменного стола.

От сильного сотрясения многие из настольных украшенийопрокинулись, некоторые разбились. Заметно выделялись большие часы темнойэмали, лежавшие посреди стола.

Инспектор откашлялся.

— А вот тут нам, что называется, повезло так повезло. Видите— стоят. Ровно половина седьмого, сэр! Вот вам и время совершения преступления.Редкостная удача, сэр!

Полковник долго всматривался в лежащие на боку часы.

— Да уж точно, редкостная, — сказал он наконец и, помолчавнемного, добавил: — Даже чересчур редкостная. Не нравится мне это, инспектор.

Он обернулся к своим спутникам.

— Нет, черт возьми, больно уж все гладко получается —догадываетесь, о чем я? — Он заглянул в глаза мистера Кина, словно ищаподдержки. — В жизни так не бывает.

— Вы хотите сказать, — уточнил мистер Кин, — что часы так непадают?