– Конечно, все будет о'кей. Передай Бадди, чтобы держалхвост пистолетом.

– Что-что, извиняюсь?

Джордж улыбнулся:

– Пусть будет паинькой.

– А, забавно. – Она улыбнулась рассеянно: – Джордж, тыуверен…

– Все будет ОТЛИЧНО.

«Уверен – в чем? Что не боишься остаться один с Бабулей? Онаэто хотела спросить?»

Если это, ответ будет, конечно, отрицательным. В любомслучае, сейчас ему уже не б лет, как тоща, когда они только переехали в Мэн,чтобы ухаживать за Бабулей. Он заплакал, когда Бабуля отозвала свои тяжелыеполные руки от белого кресла, пропахшего яйцами-пашот и сладкой пудрой, которуюмама втирала в морщинистую кожу старухи. Бабуля подняла руки, ожидая, что онподойдет к ней, чтобы заключить его в объятия, прижать к своему огромномутяжелому телу – а он разревелся. Бадди подошел – и ничего, остался жив… ноБадди на 2 года старше. А теперь он сломал ногу и лежит в госпитале вЛевинстоне.

– У тебя есть номер телефона доктора, если ВДРУГ что-топроизойдет. Но он, надеюсь, не понадобится, так?

– Разумеется, – ответил Джордж и почувствовал сухой комок вгорле. Он улыбнулся. Выглядит ли эта улыбка естественной? Да, конечно.Разумеется. Он ведь вовсе не боится Бабули. И ему уже далеко не 6 лет. Маменужно пойти в больницу навестить Бадди. А он должен остаться здесь и бытьумницей. Остаться с Бабулей – пожалуйста, без проблем.

Мама опять направилась к двери и, поколебавшись, сновавернулась, улыбаясь своей рассеянной, никому особо не адресованной улыбкой: –Если она проснется и попросит чаю…

– Я в курсе, – ответил Джордж.

Он видел, какое волнение и даже испуг пытается скрыть матьза этой улыбкой. Она очень беспокоилась о Бадди и его дурацкой Лиге, тренеркоторой позвонил и сказал, что Бадди сломал ногу во время игры. Джордж толькопришел из школы и ел на кухне пирожные с колой, когда мама, задохнувшись отволнения, воскликнула:

«Что? Бадди?!.. И насколько серьезно?». Потом осторожноположила трубку на рычаг…

– Я все это знаю, мамочка. Я в курсе. Иди спокойно. – Тымолодец, Джордж. Не бойся. Ты ведь не боишься Бабулю?

– Ха! – победно ухмыльнулся мальчик. Великолепная улыбкачеловека, которому уже далеко не 6 лет, который в курсе дела и держит хвостпистолетом. Замечательная голливудская улыбка, скрывающая ca собой пересохшеегорло, словно забитое шерстяными комками.

– Передай Бадди, мне очень жаль, что с ним такое случилось.

– Хорошо, – ответила мать и в который раз направилась квыходу. В окно светило солнце, и в лучах плясали пылинки.

– Слава Богу, мы взяли спортивную страховку, правда, Джордж?Я не знаю, что мы теперь делали бы без нее. – Передай Бадди, я желаю емускорого выздоровления. Мама опять улыбнулась. Обаятельная пятидесятилетняяженщина с поздними сыновьями: старшему 13, младшему 11 лет. Дверь приоткрылась,и холодный октябрьский ветер ворвался в комнату. – И помни, доктор Арлиндер…

– Да, конечно. Теперь иди, а то Бадди наложат гипс до твоегоприхода.

– Она будет спать все время, я надеюсь… Держись, сынок. Яочень люблю тебя. Ты у меня молодец! – На этом мама закрыла дверь.

Джордж подошел к окну и увидел, как она спешит к машине(старый Додж-69, потребляющий слишком много топлива) по дороге роясь в сумочкев поиске ключей. Теперь, когда она вышла из дома и не знала, что сын смотрит вокошко, улыбка исчезла. Мать выглядела усталой и потерянной, она боялась заБадди. А Джордж волновался за нее. К брату он не испытывал особо светлыхчувств. Бадди никогда не был слишком любезен и заботлив. Любимым егоразвлечением было повалить Джорджа на пол, усесться сверху и колотить его полбу ложкой – Бадди называл это Пыткой Краснокожих и смеялся, как дебил. Инойраз он продолжал эту процедуру до тех пор, пока Джордж не начинал плакать… Илитот незабываемый случай, когда ночью в спальне Бадди слушал так внимательногорячий шепот брата о его симпатиях к Гови Макардл, а на следующее утро бегалпо школьному двору и орал во всю глотку «ТИЛИ-ТИ-ЛИ-ТЕСТО, ЖЕНИХ И НЕВЕСТА!»Конечно, сломанная нога не изменит манер такому братцу, но Джордж предвкушалхотя бы временное спокойствие. «Ну-ну, посмотрим, как ты будешь устраиватьПытку Краснокожих с загипсованной ногой. И каждый день, детка!» Доджостановился. Мама посмотрела налево и направо, хотя никакого транспорта напыльной дороге не предвиделось. Ей предстояло проехать 2 мили до асфальтовойдороги, и потом еще до Левинстона 19 минут. Машина, поурчав, скрылась из виду.Чистый прохладный октябрьский воздух замутился поднятой пылью, затем она сталамедленно оседать. Он остался один.

С Бабулей.

Джордж сглотнул слюну:

«Эй, спокойно! Без истерик! Все будет в норме, так?»

– Так! – сказал вслух Джордж и прошелся взад-вперед помаленькой залитой солнцем кухне. Он посмотрел в стоящее на холодильникезеркальце: симпатичный паренек с веснушками на носу и щеках и живым веселымблеском темно-серых глаз.

С Бадди случилась эта неприятность, когда он играл со своейЛигой в чемпионате 5 Октября. Команда Джорджа – Тигры – пролетела в первый жедень… «Бедные деточки! Бедные ЩЕНКИ!», – восклицал Бадди, когда Джордж, весь вслезах, покидал поле. А теперь он сломал ногу. Если бы мама не переживала такиз-за этого, Джордж был бы абсолютно счастлив.

На стене висел телефон, рядом с ним табличка для записей сзакрепленным карандашом. В верхнем углу таблички добрая деревенская бабушка срозовыми щеками и смешной парик, и она говорит: «Не забудь, сынок!». Натабличке маминым почерком написан телефон доктора Арлиндера: 681-4330. Маманаписала его не сегодня. Номер появился здесь еще 3 недели назад, когда уБабули опять были «заскоки». Джордж поднял трубку и прислушался:

– Так и сказала ей: «Мейбл, – говорю, – если ты будешьпродолжать с ним…»

Джордж положил трубку. Генриетта Додд. Генриетта всегда былана проводе, и в любое время можно было услышать душещипательные истории и уймусплетен. Однажды мама выпила вина с Бабулей после того, как у Бабули началисьее «заскоки», доктор Арлиндер запретил алкоголь; перестала пить и мама – ажаль: она становилась очень веселой и рассказывала забавные истории из своегодетства, и мама сказала тогда: «Стоит Генриетте открыть рот, как все еевнутренности лезут наружу». Бадди и Джордж расхохотались, а мама поднесла палецк губам и шепнула: «Не говорите никому, что это мои слова!», и тоже засмеялась.И они втроем сидели за столом на кухне и смеялись, пока не разбудили Бабулю, иона начала кричать высоким пронзительным голосом: «Руфь! РУ-У-УФЬ». Мамапомрачнела, вышла из-за стола и подошла к Бабуле.