Я начал думать о том, что, возможно, потребуется ампутация.

3 февраля.

Лодыжка распухла еще больше, и пятно продолжает расти. Еслипонадобится операция, я думаю, что смогу ее провести. У меня есть спички, чтобыпростерилизовать острый нож, есть иголка и нитки из набора для шитья. Рубашку яразорву на бинты.

У меня даже есть два кило «обезболивающего», хотя и немногоне той разновидности, которую я обычно прописывал своим больным. Но они быпринимали его, если б смогли бы достать. Готов держать пари. Все этипрестарелые дамы с синими волосами готовы вдыхать дезодорант, если естьнадежда, что это поможет им взбодриться. Будьте уверены!

4 февраля.

Я решился на ампутацию ноги. Ничего не ел четыре дня. Если ябуду дальше тянуть, то возрастет риск того, что во время операции я потеряюсознание от голода и шока и истеку кровью. А как бы мне не было скверно, я всееще хочу жить. Я помню, о чем рассказывал нам Мокридж на занятиях по анатомии.Старый Моки, так мы его называли. Рано или поздно, – говорил он, – в процессеобучения у каждого студента-медика возникает вопрос: какой силы травматическийшок может вынести человек? И он щелкал пальцем по анатомической таблице,указывая на печень, почки, сердце, селезенку, кишечник. Как правило,джентльмены, – говорил он, – ответ всегда сводится к новому вопросу: насколькосильно человек стремится выжить?

Я думаю, что смогу провести операцию успешно.

Я действительно так думаю. Полагаю, что я пишу для того,чтобы оттянуть неизбежное. Но мне пришло в голову, что я не закончил рассказ отом, как я оказался здесь. Возможно, мне стоит сделать это на случай, еслиоперация пройдет неудачно. Это займет несколько минут, и я уверен, что ещебудет достаточно светло для операции, тем более что на моих часах только девятьчасов девять минут утра. Ха!

Я полетел в Сайгон под видом туриста. Это звучит странно?Напрасно. Все еще находятся тысячи людей, которые приезжают в эту странунесмотря на затеянную Никсоном войну. В конце концов, есть же люди, которыеходят смотреть на обломки разбитых машин и петушиные бои.

Мой китайский друг дал мне товар. Я отвез его к Нго, которыйзаявил, что это товар очень высокого качества. Он сказал мне, что Ли Цу выкинулодин из своих номеров четыре месяца назад, и что его жена взлетела на воздух,повернув ключ зажигания своего «Опеля». С тех пор штучки не повторялись.

Я оставался в Сайгоне в течение трех недель. Я заказал себеместо на туристическом лайнере «Каллас», который должен был отвезти меня вСан-Франциско. Первая каюта. Подняться с товаром на борт не составило никакойпроблемы. Нго подкупил двух таможенников, которые лишь бегло просмотрели моичемоданы. Товар лежал в пакете, на который они даже и не взглянули.

«Миновать американскую таможню будет значительно труднее», –сказал мне Нго. «Но это уже ваши проблемы».

Я не собирался провозить товар через американскую таможню.Ранни Ханелли нанял ныряльщика, который должен был исполнить одну чертовскитрудную работенку за три тысячи долларов. Я должен был встретиться с ним(думаю, что это должно было произойти два дня назад) в Сан-Франциско в

Ночлежке под названием «Отель Сент-Реджис». План заключалсяв том, что

Товар должен был быть помещен в герметичную банку. К ней былприкреплен

Хронометр и пакетик с красной краской. Как раз перед тем,как судно

Входило в док, банка должна была быть выброшена за борт.

Я как раз подыскивал поваренка или стюарда, который неотказался бы от небольшой суммы наличными и который был бы достаточносообразителен – или достаточно глуп – чтобы не болтать потом попусту, но«Каллас» затонул.

Не знаю как и не знаю почему. Штормило, но корабль,казалось, вполне сносно справлялся с качкой. Около восьми часов вечера двадцатьтретьего числа где-то под палубой произошел взрыв. Я в это время был вкают-компании. «Каллас» немедленно начал накреняться на левый борт.

Люди вопили и носились туда и сюда. Бутылки в баре падали сполок и вдребезги разбивались об пол. С нижней палубы пришел, шатаясь, человек.Рубашка его сгорела, кожа подрумянилась. По громкоговорителю объявили, чтобылюди шли к спасательным шлюпкам, к которым они были приписаны во времяинструктажа в начале круиза. Пассажиры продолжали бестолково носиться. Оченьнемногие из них побеспокоились о том, чтобы показаться на инструктаже. Я же непросто показался, я пришел рано, чтобы быть в первом ряду и все видеть. Явсегда уделяю самое пристальное внимание тому, что непосредственно касаетсямоей шкуры.

Я спустился в свою каюту, взял пакеты с героином и положилкаждый из них в отдельный карман. Затем я направился к спасательной шлюпке 8.Пока я поднимался по лестнице на главную палубу, раздалось еще два взрыва исудно накренилось еще сильнее.

Наверху царил хаос. Я увидел, как мимо меня пробежалаотчаянно визжащая женщина с ребенком на руках, набирая скорость на скользкой,опрокидывающейся палубе. Она ударилась о перила и вылетела за борт. Я видел,как она сделала в воздухе два сальто и начала делать третье, но в этот момент япотерял ее из виду.

Человек в белой одежде повара, с ужасно обожженным лицом ируками, натыкался то на один то на другой предмет и кричал: «ПОМОГИТЕ МНЕ! ЯНИЧЕГО НЕ ВИЖУ! ПОМОГИТЕ! Я НИЧЕГО НЕ ВИЖУ!»

Паника была почти всеобщей: она передалась от пассажировкоманде, как заразная болезнь. Надо еще отметить, что время, прошедшее отпервого взрыва до момента полного затопления «Калласа» составляло едва ли околодвадцати минут. Вокруг некоторых спасательных шлюпок сгрудились толпы визжащихпассажиров, а некоторые были абсолютно свободны. Моя, расположенная нанакренившемся борту, была почти пуста. Рядом с ней не было никого, кроме меня ипростого моряка с угреватым мертвенно-бледным лицом.

«Давай спустим это чертово корыто на воду», – сказал он,бешено вращая глазами. «Проклятая мыльница идет прямо на дно».

Механизм для спуска спасательной шлюпки достаточно прост, носо своей бестолковой нервозностью он умудрился запутать спусковые канаты сосвоей стороны. Лодка пролетела вниз шесть футов и повисла, причем нос оказалсядвумя футами ниже, чем корма.

Я шел ему на помощь, когда он начал вопить. Ему удалосьраспутать узел, но одновременно его рука попала в блок. Жужжащая веревкадымилась на его ладони, сдирая кожу, и через мгновение он оказался за бортом.

Я бросил вниз веревочную лестницу, быстро спустился к ней иотцепил лодку от провисших канатов. Затем я стал грести, когда-то я делал эторади удовольствия во время пребывания на дачах друзей, а сейчас я делал эторади спасения своей жизни. Я знал, что если мне не удастся отплыть достаточнодалеко от места, где затонет «Каллас», то он утащит меня за собой.