– Они отобрали у тебя дом?

– Они попытались. Я возьму его с собой. Алберт записал егоответ, захлопнул блокнот и запихнул его в задний карман джинсов. – Это оченьглупо, мистер Доуз. Вы не возражаете, что я так говорю? Почему бы вам не выйтиотсюда вместе со мной?

– У тебя эксклюзивный материал, – сказал он устало. – Какиенаграды вам там присуждают, Пулитцеровскую премию?

– Я б не отказался. – Он весело улыбнулся, а потом сновапосерьезнел. – Пошли, мистер Доуз. Выходи со мной. Я позабочусь о том, чтобылюди узнали о твоей позиции.

– У меня нет никакой позиции.

Алберт нахмурился. – Как это понимать?

– У меня нет позиции. Именно поэтому я так и поступаю. – Онвысунулся из-за кресла и встретился с глазом кинокамеры, установленной наштативе посреди заснеженной лужайки Куиннов. – А теперь иди. Скажи, чтобыубирались подальше.

– Ты действительно собрался все взорвать?

– Не знаю.

Алберт подошел к двери, но в последний момент обернулся. –Мы где-нибудь встречались? Мне постоянно кажется, что я тебя уже где-то видел.

Он покачал головой. Он думал, что видит Алберта в первый разв жизни.

Наблюдая за тем, как репортер шел по лужайке (слегка подуглом, чтобы предстать на пленке в более выгодном ракурсе), он задумался о том,чем может заниматься Оливия в эту самую секунду.

Он подождал пятнадцать минут. Огонь усилился, но штурма домас тыла так и не последовало. Похоже, огонь велся для того, чтобы прикрытьотступление полиции в дома на другой стороне улицы. Съемочная группа оставаласьна прежнем месте, продолжая бесстрастно работать. Потом белый «Эконолайн»подъехал на лужайку Куиннов, и тогда оператор сложил штатив, оттащил его зафургон и снова начал снимать. Что-то черное и вытянутое просвистело в воздухе,приземлилось на полпути между домом и тротуаром и стало источать газ. Ветерподхватил его, и рваные облака понеслись вниз по улице. Второй выстрел такжебыл недолетом, а через некоторое время он услышал, как снаряд приземлился накрышу. Он успел ощутить запах газа, когда последний снаряд скатился с крыши всугроб, под которым мирно зимовали мэрины бегонии. Глаза его наполнилиськрокодиловыми слезами.

Он вновь пополз на четвереньках через гостиную, от душинадеясь, что не сказал этому телевизионщику Алберту ничего такого, что могло быбыть впоследствии истолковано, как исполненные глубокого смысла предсмертныеслова. У него действительно не было позиции, потому что в этом мире нетустойчивого места, на котором можно было бы ее занять. Взять, к примеру, ДжонниУокера, погибшего в бессмысленной катастрофе на перекрестке. Ради чего он умер?Ради того, чтобы простыни были доставлены вовремя? Или эта женщина всупермаркете. Игра не стоит свеч.

Он включил проигрыватель. Проигрыватель до сих пор работал.По-прежнему на диске стояла пластинка «Роллинг Стоунз», и со второй попытки онпоставил последнюю песню (в первый раз он промахнулся мимо нужной дорожки из-запули, с глухим звуком пробившей покрывало на «Зените»).

Когда все было готово, и последние такты «Человека-обезьяны»растворились в небытие, он снова подполз к перевернутому креслу и выбросилвинтовку из окна. За ней последовал «Магнум». Прощай, Ник Адамс.

– Ты не всегда получаешь то, что хочешь, – доносилось изколонок, и он мог подтвердить, что это правда. Но даже если знаешь ее, желаниевсе равно остается.

Граната со слезоточивым газом влетела в окно, ударилась встену над диваном и взорвалась клубами белого дыма.

Но если, попытаешься, то может оказаться, Что у тебя естьто, что тебе нужно.

Вот и посмотрим, Фред. Вот и проверим. Он взял красный зажимсоединительного провода. Сейчас увидим, есть ли у меня то, что мне нужно.

– О'кей, – пробормотал он и прижал красный зажим к отрицательнойклемме аккумулятора.

Он закрыл глаза, и его последняя мысль была о том, что мирвзрывается не снаружи, а внутри него, и хотя последствия взрыва быликатастрофическими, размера он был совсем небольшого – скажем, примерно какгрецкий орех.

Потом все вокруг стало белым.

Команда теленовостей компании WHLM выиграла Пулитцеровскуюпремию за вечерний репортаж о том, что они назвали «Последним ПротивостояниемДоуза», и за получасовой документальный фильм, показанный три недели спустя.Документальный фильм назывался «Дорожные работы», и в нем исследовался вопроснеобходимости (или отсутствии таковой) строительства нового участка 784-йавтострады. В фильме утверждалось, что причина, по которой началось этостроительство, не имела ничего общего ни с перераспределением автомобильныхпотоков, ни с усовершенствованием дорожной сети, ни с чем-либо подобным.Муниципалитету было необходимо строить в год определенное количество миль новыхдорог, иначе он лишился бы бюджетных ассигнований на дорожное строительство.Поэтому Городской Совет и принял решение расширить 784-ю автостраду. В фильметакже сообщалось, что Городской Совет без лишнего шума начал судебный процесспротив вдовы Бартона Джорджа Доуза, чтобы взыскать с нее хотя бы часть денег,полученных за дом. Однако общее возмущение заставило Совет отозвать свой иск.

Большинство газет по всей стране опубликовали снимки руин. ВЛас-Вегасе молодая девушка, недавно поступившая в школу бизнеса, увидела этифотографии за ленчем и упала в обморок.

Но, несмотря на фотографии и слова дорожные работыпродолжались и были завершены восемнадцать месяцев спустя, даже раньшенамеченного срока. К тому времени большинство жителей города забыли о фильме«Дорожные работы», а телевизионщики и репортеры, включая обладателяПулитцеровской премии Дэвида Алберта, направили свое внимание на другие событияи обстоятельства. Но несколько человек, смотревших самый первый сюжет впрограмме вечерних новостей, так и не смогли забыть его. Они помнили его дажетогда, когда связанные с ним факты и люди стали стираться у них в памяти.

В сюжете был показан обычный белый дом в предместье города сзаасфальтированной подъездной дорожкой, ведущей к одноместному гаражу.Симпатичный дом, но ничего особенного. На такой дом не оглянешься, отправляясьв воскресенье на пикник. Единственная привлекающая внимание деталь – на фасадеразбиты почти все окна. Из большого окна вылетают винтовка и пистолет и падаютв снег. На секунду показалась рука, выбросившая оружие, – вялая и обессиленная,словно рука утопающего. Дом окружен клубами белого дыма – наверное, этослезоточивый газ или что-нибудь в этом роде. А потом поднимается огромный столбогня, и стены выгибаются, словно в мультфильме. Звучит ужасный грохот, и камератрясется, словно от ужаса. Периферийным зрением зритель замечает, что гараж былмгновенно сметен одним сокрушительным огненным порывом. На мгновение кажется (ипокадровый просмотр подтверждает правильность этого впечатления), что крышаснялась со стропил и поднялась в воздух. Потом весь дом приподнимается в воздухи разваливается на части. Во все стороны летят доски, кровельная дранка, кускиштукатурки. Потом обломки начинают падать на землю, и воздух превращается вволшебное покрывало, лениво развевающееся на ветру.