узнали от аджимушкайцев, что два дня тому назад из Петровских каменоломен, находящихся в сорока пяти верстах от Керчи, начал действия только что собравшийся там небольшой отряд крестьян — он разогнал белых офицеров, приехавших туда проводить мобилизацию. Разведчики сообщили Дидову, что по пути в Багерово они захватили часть небольшого обоза, удирающего от красных с Украины помещика, затащили добычу в подземелье, для отряда там имеется немного продуктов.

Весть о вылазке и о переходе в Багеровские каменоломни тревожно расползлась по подземелью…

2

В темном тупике, чуть освещенном лампочками, толпились люди. Они располагались со своими подушками, постелями, детскими колясками и люльками. Среди сундуков, нагроможденных узлов, мешков и корзин раздавался храп спящих и тяжелое сонное дыхание. Здесь еще ничего не знали об уходе. Кое-где среди этого сонного царства попискивали грудные дети, матери укачивали их, старались успокоить.

— Усю душу вымотало, проклятэ дитя! Совсем замучило, анахвемское! Тут и так уже сил нема, а батькови, черту, война нужна. Ось убьють його, а я з вами що буду робить? У людей умирают, а у мэнэ живуть, як кошенята…

Рядом молодая женщина ласкала ребенка и приговаривала:

— Та на, крохотка, сосы та росты скорей, Васько!

Высокая худая старуха с растрепанными волосами скребла тело; она то запускала пальцы в седые редкие волосы, то лезла за пазуху и бормотала:

— Ну, не дают же и минуты покоя! Нияк не засну! От лышечко! Уж все тело поразъело. Господи, та за що ты послав на нашу старость отаку муку?! Та я ж прожила со своим стариком по шестьдесят годов, та никому даже пальцем воды не помутила, а теперь такэ наказание! Сынив моих, ридных диток, на германський войни побылы, хата була, та и ту орудием завалили. И за що мука на нас такая легла?..

Старуха чесалась, шептала, крестилась, затем снова натягивала на себя старую, сильно отсыревшую, почти мокрую, одежду и пыталась заснуть.

В просторном тупике высокого туннеля пахло навозом, где-то кашляли коровы, стучали копытами лошади, глухо и робко пел петух. Сюда было стянуто все скудное хозяйство жителей каменоломен — резчиков камня, которые из поколения в поколение своими руками создавали эти туннели и никогда не думали, что им придется скрываться в этих темных, сырых, покрытых плесенью галереях.

Но вот подземелье загудело, зашевелилось, пришло в движение.

— Давайте сюда коптилки!

— Поднимите выше лампы, ничего не видно!

— Тише!

Широкая галерея наполнялась новыми людьми, и посреди них на высоком камне возвышалась воинственная, энергичная фигура Дидова.

— Товарищи! — громко проговорил Дидов. — Вы должны сейчас все приготовиться. Мы уходим из этих каменоломен… Уйдем мы, товарищи, ненадолго. Через несколько дней вернемся сюда. Я хочу вам сказать… да, сказать… — повторил он, волнуясь, точно боялся тех слов, какие произносит. — Я хочу сказать вам, что все это надо для пользы дела… Через час мы начнем вылазку. Здесь останутся надежные ребята… Если будут сюда пробираться люди, то наши примут их так, как полагается: прощупают каждого хорошенько… Потом надо охранять заходы, чтоб не вздумали сунуться сюда белые. Согласны, товарищи?

— Согласны!

— А куда пойдем?

Дидов многозначительно усмехнулся.

— Куда пойдем, там и остановимся… Проводниками оставляем Сашкá Киреева и каменорезов Нестеренко, Сахарова, деда Беляка… Они знают тут все углы и закоулки. Степан Нестеренко будет принимать новых людей. Он на это мастак. Пармарь Иван останется за командира. Он унтер-офицер старой армии и пусть заворачивает тут по всем правилам военного дела. В помощники ему даю Юшко. Али Киричаева назначаю в кавалерию… Ну как, согласны?

— Согласны! Согласны!

Дидов оглядел собравшихся.

— Приказываю расходиться по своим местам, по взводам. Там напекли пышек, дадут каждому. Заморите малость червячка — и в поход!

Через несколько минут жены, дети, матери, отцы, сестры, братья потянулись к центральному ходу.

— На кого ж нас бросаете?

— Затеяли тут, а теперь уходят, а через вас погыбаемо… А як биляки узнают — зализуть сюды…

— И мы тоже за вами пойдем, не останемся тут.

— Мы пойдем с мужьями!

Партизаны успокаивали близких, уверяли, что уходят ненадолго, на день-два, а затем вернутся с продуктами и водой. В темноте слышались плач, причитания, прощальные поцелуи…

По всем галереям разносилась команда:

— Первый взвод, шагом марш!

— Второй взвод, стройсь!

— Рота, смирно!

Киричаев, взволнованный, подбежал к Дидову и, вытянувшись, сказал беспокойно, просящим голосом:

— Товарищ Дидов! Пожалста, не остави меня тут!

Дидов поднял голову и строго взглянул на него.

— Это что?

— Моя не можем на дирка тут сидеть. Я пойдем с тобой наверх и, как джигит, крепко буду воевать, крепко бить белая.

— Нет! Останешься здесь! — сказал Дидов. — Я же тебе объяснил. Если я прорвусь и уйду, то белые непременно все бросят тут и погонятся за мной. Ну, может быть, оставят тут какие посты, заставы. А для вас что они, эти заставы? Я тебя начальником кавалерии назначаю. Пока я там буду ходить, ты тут с ребятами вылазь по ночам и тяни сюда кулацких и помещичьих коней.

— Понимай!

— Ну так вот… Таскай сюда пшеницу, муку, баранов прихвати у какого-нибудь вашего мурзака. Можно и к рыбакам на косу смахать, селедок разжиться… Всё! С Пармарем здесь заворачивайте. Он тут командовать будет. Всё!

— Карашо! — согласился Киричаев, вдруг весь оживляясь…

В полночь на двадцать пятое марта, вооружившись фонарями, коптилками, лампами, двинулись партизаны к выходам. Шли без шума, ибо по этому направлению к выходам поверхность крыши была совсем тонкая и гул движения могли услышать сидящие на поверхности белые солдаты.

Казалось, без конца растянулись по черному подземелью таинственные тени людей с маленькими колыхающимися огоньками. По бокам этой огненной вереницы двигались, как призраки, командиры и проводники.

Наконец отряд подошел к выходам. Первой вынырнула из темноты разведка, которой командовал матрос Коськов. Она сообщила, что главная цепь противника, как и раньше, находится на хребте, на курганах установлены пулеметы. Самое слабое место белогвардейского кольца — около Чурбашенской дороги, в сторону небольших Оливенских каменоломен.

Там и решил Дидов ударить.

Один за одним выходили из захода партизаны, пригибаясь к земле, слегка покрытой туманом. Проходили узким карьером, потом сворачивали на ровное поле и тихо брели гуськом к Чурбашенской дороге, где намечался удар.

Когда цепь партизан начала разворачиваться, чтобы пойти на прорыв широким фронтом, белые заметили движение. Взвились ракеты. Раздались нестройные ружейные выстрелы. Справа и слева ударили пулеметы.

Партизаны припали к земле.

Белые быстро сняли солдат со стороны кладбища и отвели их к селу Старый Карантин, ближе к крепости. Там они развернули фронт вдоль шоссейной дороги, вероятно решив, что Дидов заходит