Где-то вдалеке запел чей-то тоненький голосок. Посколькувокруг царила тишина, Майкл без труда узнал в мелодии вальс Виолетты, по всейочевидности, воспроизведенный на старинном патефоне. Из этого следовало, что егонимфа проснулась и завела свою игрушку. И ему тоже надо было вставать. Надобыло вернуться к Моне и наконец обстоятельно поговорить с ней о некоторыхсмертных грехах.

Майкл поднялся и медленно побрел по исполненной вечернихтеней комнате в библиотеку. За ее дверью в самом деле звучала жизнеутверждающаяпеснь героини «Травиаты». Этот вальс она пела тогда, когда была еще весела,полна сил и не ведала о своей недалекой трагической кончине, которую уготовилией авторы произведения. Из-под двери сочился мягкий золотистый свет.

Мона, по-прежнему обнаженная, сидела на полу, опершись сзадина руки. Ее груди, хотя и слегка обмякшие, торчали вверх. Кожа на них была каку младенца, а соски нежно-розового цвета.

Никакой музыки в комнате не было слышно. Уж не почудилась лиона Майклу? Взгляд Моны был устремлен в окно на металлическое ограждениетеррасы. Майкл заметил, что окно-дверь, ведущее на террасу, и ставни, которыеон все время держал на запоре, несмотря на то, что любил предвечерние отсветысолнца, были открытыми. На улице раздался какой-то громкий шум, очевидно, потенистому переулку пронеслась на большой скорости какая-то машина.

Мона была явно чем-то напугана. Волосы у нее быливзъерошены, а лицо еще сохранило явственные следы сна.

— Что это было? — осведомился Майкл. — Кто-топроник в дом через окно?

— Пытался проникнуть, — ответила она. —Чувствуешь этот запах? — Повернувшись, она взглянула на Майкла, но, недождавшись ответа, принялась одеваться.

Охваченный яростью, Майкл бросился к окну и поспешно сталзакрывать зеленые ставни. На углу улицы он никого не увидел. Внизу, под дубами,было пустынно. Сквозивший через крону дуба белый свет уличного фонаря был стольже ярким, как и настоящая луна. Майкл опустил раму и закрыл ее на задвижку.Кого угораздило ее поднять? Этого никак нельзя было делать. Майкл кипел отнегодования.

— Ты чувствуешь запах? — переспросила Мона.

Когда он к ней обернулся, она уже была одета. Он щелкнулвыключателем, и комната погрузилась в полутьму. Мона подошла к нему иповернулась спиной, чтобы он помог ей завязать ситцевый передник.

— Кто это был, черт возьми?!

Сильно накрахмаленный ситец приятно ласкал ему пальцы. Майклникогда не имел дела с маленькими девочками, тем не менее постарался завязатьбант красиво. Когда он закончил, девушка вновь взглянула на окно.

— Так ты ничего не чувствуешь? Никакого запаха? —Пройдя мимо него к окну, она стала вглядываться сквозь стекло в щели ставен,после чего задумчиво покачала головой.

— Ты не видела, кто это был? — в свою очередьспросил Майкл. Он собирался выбежать из дому, прочесать сад, а возможно, и веськвартал, расспрашивая всех встречных о подозрительном типе. Если понадобится,он обойдет всю Первую улицу и Честнат-стрит, обыщет весь город, пока не найдеттого, кто ломился к нему в дом.

— Мне нужен молоток, — сказал он.

— Молоток?

— Видишь ли, дорогая, я не пользуюсь пистолетом. Меняпочти всегда выручал молоток.

Он направился к кладовке, которая находилась в холле.

— Майкл, он уже давно ушел. Ушел, едва я проснулась. Яслышала, как он убегал. Не думаю… Не знаю почему, но мне кажется, что он неожидал кого-нибудь здесь встретить.

Вернувшись в комнату, Майкл заметил, что на полу что-тобелеет. Это была лента Моны. Он поднял ее и отдал девушке, и та, не прибегая кпомощи зеркала, закрепила ее в волосах.

— Мне пора идти, — сказала Мона. — Хочупроведать маму, Си-Си. Надо было это сделать еще раньше. Должно быть, она досмерти напугана тем, что ее поместили в больницу.

— Ты вправду никого не видела? — чтобы лишний раз удостовериться,спросил ее Майкл, провожая из библиотеки в холл.

— Я только ощутила запах, — ответила Мона. —Думаю, именно запах и разбудил меня. Только потом я услышала звукраспахнувшегося окна.

Несмотря на странное происшествие, которое повергло Майкла внеконтролируемое бешенство, сама Мона была совершенно спокойна.

Открыв переднюю дверь, он первым вышел на крыльцо. Затенистыми дубами, равно как за стеной на противоположной стороне улицы могпрятаться кто угодно. Этот «кто-то» с таким же успехом мог скрываться средипальм и прочей зелени сада. Того самого, который собственноручно возделывалМайкл.

— Я пойду, Майкл. Позвоню тебе позже, — сказалаМона.

— Неужто ты и впрямь думаешь, что я позволю тебе однойидти домой в темноте?

Посреди лестницы Мона остановилась. Она хотела возразитьМайклу, однако в этот миг ее настороженный взор упал на окружавшую их со всехсторон тень, и девушка призадумалась. Потом бросила взгляд на Честнат-стрит иобнаружила, что та тоже погружена в глубокий мрак.

— Я знаю, что мы сделаем! — воскликнулаона. — Ты проводишь меня. И если кто-нибудь выскочит из кустов, тыприкончишь его своим молотком. Кстати, ты взял его с собой?

— Очень смешно! Я отвезу тебя домой, — с этимисловами он втащил ее в дом и закрыл дверь.

Как и следовало ожидать, Генри сидел на кухне, попивая вискииз белой фарфоровой чашки с таким видом, будто пьет чай. Увидев Майкла и Мону,он отложил газету в сторону и встал. На просьбу Майкла сопроводить Мону домой,или в больницу, или туда, куда она пожелает, он охотно согласился и, прихвативпиджак, который висел на стуле за его спиной, тотчас принялся ее исполнять.

Терзаемый странными подозрениями, Майкл на всякий случайлично усадил их в машину. Мона помахала ему рукой, но, когда за окномавтомобиля мелькнул рыжий сноп волос, Майклу стало не по себе от того, что онауезжала и что он отпустил ее без прощального объятия. Правда, в следующий мигон уже устыдился этого чувства.

Войдя в дом, он запер дверь кухни.

Потом вновь отправился в кладовку. Там, на первом этаже под лестницей,хранился его старый ящик с инструментами. Правда, в таком большом доме емуприходилось держать их на каждом этаже. Но здесь находились его старые и самыелюбимые инструменты, и среди них — видавший виды молоток со щербатой деревяннойручкой, который ему служил еще в Сан-Франциско.