У него был очень красивый голос, и Майкл слушал его оченьвнимательно, не пропуская ни звука. Такими голосами некогда блистали стольобожаемые им старые кинозвезды, которых этому специально обучали. Они умелипревратить самую обыкновенную речь в истинное произведение искусства. Чембольше Майкл об этом думал, тем больше ему казалось, что все происходившеевокруг было всего лишь плодом его фантазии.

— Я не знаю, сколько мне отпущено времени, —продолжал призрак. — Равно как не имею представления о том, где пребывал вожидании этого момента. Для земной жизни я мертв.

— Я весь внимание. Слушаю тебя, только не уходи. Делайчто угодно, но не уходи.

— Ты даже себе не представляешь, как тяжело былопроникнуть в ваш мир. Сколько я ни пытался, все было тщетно. Твоя собственнаядуша была закрыта и не пускала меня.

— Я боюсь привидений, — признался Майкл. — Ясуеверный, как все ирландцы. Впрочем, ты об этом сам знаешь.

Джулиен улыбнулся и, скрестив руки, встал спиной к камину.При этом пламя свечи затрепыхалось, будто Джулиен был сотворен из плоти,способной своим движением возмутить воздух. Облаченный в черный шерстянойпиджак и шелковую рубашку, длинные брюки и начищенные до блеска старомодныетуфли, он совсем не походил на призрака. Когда он улыбался, его морщинистое, сголубыми глазами лицо, обрамленное седыми волосами, казалось, становилось ещеочевидней.

— Я собираюсь поведать тебе мою историю, — изрекон с интонацией доброго учителя. — Только прошу, не осуждай меня. Простослушай и принимай все как есть.

Майкла охватили смешанные чувства — нечто среднее междуневероятным возбуждением и искренним доверием. Тот, кого он всегда боялся и ктопреследовал его всю жизнь, теперь стал его другом и находился внепосредственной близости от него. Правда, Джулиен никогда никому не внушалособого страха.

— Ты — ангел, Майкл, — произнес Джулиен. — Тыодин из тех, кто не лишился последней возможности.

— Значит, битва еще не окончена.

— Нет, mon fils, отнюдь нет.

Лицо Джулиена внезапно погрустнело и стало каким-торастерянным, как будто он потерял нить рассуждений. Майкл не на шуткузаволновался, что призрак может исчезнуть. Но тот, напротив, обрел еще болееотчетливые и яркие очертания, когда, улыбнувшись, указал жестом на стоявший уизножья латунной кровати стол.

На нем лежала маленькая деревянная коробка из-под патефона!

— Что же в этой комнате реально, а что — нет? —спокойным тоном поинтересовался Майкл.

— Mon Dieu, если бы я сам это знал. Но мне этого никогдане дано было знать. — Расплывшись в еще более широкой улыбке, Джулиенснова облокотился на каминную полку, скользя задумчивым взглядом с одногопредмета на другой. — О, сколько бы я дал за одну сигарету или стаканвина, — прошептал он. — Майкл, когда я снова исчезну, когда мы стобой расстанемся, заведи для меня тот вальс, который я включал для тебя. — Вовзоре Джулиена явно читалась мольба. — Заводи его каждый день. Мало ли мнепосчастливится еще побывать здесь.

— Хорошо, Джулиен. Обещаю, что исполню твою просьбу.

— Теперь слушай меня внимательно…

Новый Орлеан оказался на редкость сказочным местом. Ларкинбыл бы не прочь остаться в нем навсегда. Отель «Поншатрен», в котором докторзанимал обширные, обставленные в традиционном духе апартаменты, выходящиеокнами на авеню, был довольно скромных размеров, но достаточно комфортабельным.Кухня «Карибского зала», которой он пользовался, весьма пришлась ему по вкусу,он даже сказал бы, что в своей жизни никогда не ел ничего вкуснее. ВСан-Франциско Ларкин не торопился, его дела могли подождать. Сегодня, проспавдо полудня и порадовав себя фантастически аппетитным южным завтраком, он далсебе зарок, что, вернувшись домой, обязательно научится готовить овсянку. Акакой занятной штукой оказался кофе с цикорием! Как ни странно, но поначалу он произвелна него на редкость отвратительное впечатление, а потом выяснилось, что он неможет без него обойтись.

Ох уж эти Мэйфейры! Они сводили Ларкина с ума. Почти двоесуток прошло с тех пор, как доктор прибыл в Новый Орлеан, а они до сих пор неудосужились с ним обстоятельно поговорить. Пока Лайтнер звонил куда-то изсоседней комнаты, Ларкин сидел на угловой, с бархатной обивкой кушетке и,закинув ногу на ногу, делал какие-то записи в блокноте. Когда Эрон вернулся вотель, вид у него был очень утомленным. Доктор понял, что тому нужно отдохнутьв своем номере. В его возрасте необходимо днем немного поспать. Даже Ларкин несмог бы так, как Лайтнер, весь день проводить на ногах.

Вдруг Ларкин услышал, как Лайтнер повысил голос. Очевидно,его телефонный собеседник из Лондона или откуда-то еще вывел Эрона из себя.

Разумеется, никто из Мэйфейров не был виноват в том, что вДестине скоропостижно скончалась Гиффорд и все ее родственники целикомпосвятили последние два дня похоронам и поминкам, причем с таким горестнымнадрывом, какой Ларкин редко встречал на своем веку. Лайтнер, которого взяла воборот половина семьи, был все это время нарасхват. То его куда-то посылали споручениями, то просили дать по тому или иному поводу совет, то просто звали,чтобы, как говорится, поплакать в жилетку. За все время доктору изСан-Франциско едва удалось переброситься с ним парой слов.

Прошлым вечером Ларкин отправился на поминки исключительноиз любопытства. Ему трудно было представить, что Роуан Мэйфейр жила среди этихсловоохотливых южан, которые с равным энтузиазмом говорили как о живых, так и омертвых. Они воистину являли собой весьма живописную картину и, казалось, всеездили если не на БМВ, то на «ягуаре» или «порше». Драгоценности, которые он наних видел, по всей очевидности, тоже были настоящими. Словом, эти генетическиемутанты производили довольно неплохое впечатление, по крайней мере на первыйвзгляд.

Среди них был и муж Роуан, которого все оберегали. Внешнимвидом он ничем не выделялся; вернее сказать, выглядел так же хорошо, как и всеостальные. Откормленный и ухоженный, он совершенно не походил на человека,который недавно перенес сердечный приступ.

Однако ДНК у Майкла, как утверждал Митчелл Фланаган, которыйработал над ее расшифровкой, была крайне необычной. Он являл собой такой женеординарный генотип, как и сама Роуан. Фланаган умудрился раздобыть данныеМайкла Карри без его ведома, то есть не имея на то необходимого разрешения.Однако теперь Ларкин не мог добраться до самого Фланагана!