Внезапно им овладело какое-то странное предчувствие.Повинуясь ему, он импульсивно сжал рукоятку молотка и бросился в библиотеку,чтобы еще раз взглянуть в окно. Этот молоток некогда принадлежал его отцу. Ещемальчишкой Майкл забрал его вместе с прочими отцовскими инструментами вСан-Франциско. И теперь, когда он оказался в богатой обстановке Мэйфейров, гдекаждую вещь нужно было ставить на учет, ему особенно было приятно иметь то, чтодосталось в наследство от отца. Он занес молоток над головой, представляя себе,с каким бы удовольствием проломил им череп проклятому взломщику. И вздумалосьже какому-то ублюдку ломиться к ним в дом ни раньше ни позже, а именно тогда,когда на семью и так навалилась куча бед.

Или…

Нащупав выключатель в ближайшем углу комнаты, Майкл зажегсвет и начал разглядывать маленький патефон. Тот был по-прежнему весь в пыли. Азначит, к нему никто не прикасался. На мгновение он замешкался, не зная, стоитли ему самому это делать. Но потом все же рискнул и, встав на колени,дотронулся пальцами до вертящегося круга. Пластинки «Травиаты» хранились втолстом выцветшем альбоме. Рядом с ним лежала ручка для завода патефона,которая выглядела такой старой, что, казалось, вот-вот могла развалиться.Любопытно, как удалось дважды проиграть на нем вальс, если патефон стоял напрежнем месте и был равномерно покрыт пылью?

Вдруг Майкл услышал какой-то подозрительный звук,напоминавший треск половиц, как будто кто-то ходил по дому. Хорошо, если этобыла Эухения. А если нет?

— Проклятый сукин сын, — тихо выругалсяМайкл. — Какого черта тебя сюда принесло?

Он начал обыскивать дом. Сначала обошел весь первый этаж, ковсему прислушиваясь и приглядываясь, а также изучая сигнализационные лампочки,которые могли ему сообщить, если бы кто-то ходил по дому, кроме него. Затем онподнялся наверх и так же тщательно обследовал второй этаж, проверив все доединой комнаты и даже подсобные помещения. Не пропустил он даже спальню своейжены, где по-прежнему стояла заправленная кровать и красовались желтые розы накаминной полке.

Казалось, все было в порядке, однако Эухении в доме не было.Из служебного выхода виднелся находившийся неподалеку домик для гостей. Он былзалит таким ярким светом, что можно было подумать, будто там проводили вечеринку.Майкл догадался, что эту иллюминацию устроила Эухения, которая любила зажигатьвсе лампы. Они с Генри дежурили в домике посменно, и, очевидно, сегодня был еечеред ночевать в нем одной. Странно было другое: в кухне играло радио, ателевизор был переключен на сериал «Она написала „Убийство“».

Мрачные кроны деревьев качались на ветру, а все остальное —лужайка, бассейн, флаги — пребывало в покое. Колыхались лишь только деревья,вызывая обманчивое мерцание огней в домике для гостей.

Майклу оставалось проверить третий этаж. Исследовать все домельчайшей трещинки и щелочки.

На третьем этаже было темно и тихо. Маленькая лестничнаяплощадка была пуста. В окно просачивался свет уличных фонарей. Через открытуюдверь кладовой виднелись пустые белые полки, которые словно ожидали, когда наних что-нибудь положат. Он открыл дверь комнаты, некогда принадлежавшейДжулиену, а теперь служившей Майклу рабочим кабинетом.

Ему сразу бросились в глаза два окна, которые располагалисьнапротив друг друга. Рядом с тем, которое находилось справа, лежа на своейузкой кровати, испустил последний вздох Джулиен. Из другого выпала и разбиласьнасмерть Анта. Эти два окна были… словно два недремлющих ока.

Теней здесь никаких не было. Мягкий вечерний свет струилсяна голый дощатый пол и на чертежный стол.

Но что за диво? Никаких голых досок не было видно. Напротив,пол устилал довольно потертый ковер, а на месте чертежного стола стояла тасамая узкая латунная кровать, которую давным-давно отсюда вынесли.

Майкл потянулся к выключателю.

— Пожалуйста, не включайте свет, — услышал ончей-то старый и тихий голос, говорящий с французским акцентом.

— Кто вы такой, черт побери?

— Джулиен, — ответил ему шепот. — Клянусьвсем святым, что я не ломился в библиотеку! Прошу вас, проходите. Давайте-ка,пока у нас есть время, немного потолкуем.

Майкл закрыл за собой дверь, еще крепче сжимая в рукемолоток. Ему в лицо ударил жар, и он весь покрылся испариной. Однако он несомневался в том, что это был голос Джулиена, потому что уже слышал его раньше,когда, находясь в море, пребывал в другой реальности. Помнится, этот голосговорил с ним тихо и быстро, рисуя перед ним разные варианты и утверждая, чтоМайкл имеет право от всего отказаться.

Ему показалось, что вот-вот поднимется пелена и перед нимвновь распахнет свои воды Тихий океан, пытаясь завлечь его в свою пучину. Онувидит себя, тонущего в тяжелых волнах, и вспомнит все. Но ничего подобного неслучилось. Однако произошло нечто более ошеломляющее, взволновавшее его так,что он едва не потерял дар речи. Во мраке комнаты обрисовалась темная фигура, вкоторой угадывался опиравшийся на каминную полку пожилой мужчина с длиннымитонкими ногами и светлыми волосами.

— Eh bien [30], Майкл, как я устал! Какмне тяжело!

— Джулиен! Неужели они сожгли книгу? Историю твоейжизни?

— Oui, mon fils [31], — ответилон. — Это сделала моя любимая Мэри-Бет. Она сожгла все до последнейстраницы. Весь мой труд, — проговорил он тихим и печальным голосом. —Подойди ко мне ближе. Вон там стоит мое кресло. Возьми его. И выслушай меня,пожалуйста.

Слегка растерявшись среди множества незнакомых ему пыльныхпредметов, Майкл наконец отыскал кожаное кресло, которое, он знал, существовалов известном ему мире. Подстрекаемый любопытством, он не мог не прикоснуться ккровати. На удивление, она оказалась вполне осязаемой. Он даже услышал скриппружин! Шелковое стеганое одеяло тоже зашуршало у него под рукой как настоящее.Это еще больше повергло его в изумление.

На каминной полке стояли два серебряных подсвечника.Внезапно призрачная фигура повернулась и, чиркнув спичкой, зажгла фитили. Майклобратил внимание на то, что плечи у ночного гостя были неширокими, нобезукоризненно прямыми. Он выглядел высоким и величественным, как будто быллишен всякого возраста.

Когда он вновь повернулся к Майклу лицом, позади призракаразливались мягкие отсветы свечей. Несомненно, это был Джулиен. У кого ещемогли быть такие доброжелательно открытые голубые глаза и приветливое лицо?!

— Да, мой мальчик, — произнес он. — Смотри наменя и слушай! Настала пора начинать тебе действовать. Но позволь прежде тебекое-что сказать. Слышишь? Мой голос вновь обретает силу.