Их разговор прервал низкий пульсирующий звонок телефонногоаппарата, который находился рядом с кушеткой и выглядел вызывающе современнымсреди темно-коричневой бархатной мебели.

Ларкин снял трубку.

— Доктор Ларкин слушает, — произнес он своюпривычную фразу, которую всегда говорил, когда брал телефонную трубку. Однаждыон безотчетно выпалил ее по телефону-автомату в аэропорту, что мгновенно вывелоего из забытья.

— Это Райен Мэйфейр, — услышал он ответ на другомконце провода. — Так вы и есть тот самый доктор из Калифорнии?

— Да, рад вас слышать, мистер Мэйфейр. Мне не хотелосьбеспокоить вас последние дни. Я мог бы вполне подождать до завтра.

— Доктор, скажите, нет ли там поблизости ЭронаЛайтнера?

— Да, он здесь. Хотите поговорить с ним?

— Нет. Пожалуйста, выслушайте меня внимательно. Сегоднярано утром от маточного кровотечения умерла Эдит Мэйфейр. Она приходиласьвнучкой Лорен Мэйфейр и Жаку Мэйфейру. Мне же и моей супруге Гиффорд, а такжеРоуан она являлась двоюродной сестрой. Понимаете, с ней случилось то же самое,что и с моей женой. Эдит просто истекла кровью в своих апартаментах наЭспланейд-авеню. Бабушка обнаружила ее только в полдень, когда она уже быламертва. Мне думается, нам следует обсудить вопрос о генетических исследованиях.Судя по всему, в нашей семье в самом деле что-то не так.

— Господь всемогущий!.. — изумленно прошепталЛаркин. Голос Райена звучал спокойно.

— Не могли бы вы приехать ко мне в офис? —осведомился Райен Мэйфейр. — Будьте любезны, попросите Лайтнера приехатьвместе с вами.

— Конечно. Мы будем у вас через…

— Десять минут, — подсказал ему Лайтнер, которыйбыл уже на ногах. Взяв у Ларкина телефонную трубку, он произнес: — Райен,оповестите всех женщин вашей семьи, где бы они ни находились, о том, что они нина минуту не должны оставаться одни. Не надо никого пугать, тем не менее надовсех предостеречь на случай непредвиденных обстоятельств. Кто-нибудь долженобязательно находиться рядом с ними, чтобы можно было вызвать врача. Насколькоя понимаю, ни Гиффорд, ни Эдит по какой-то причине не смогли это сделать. Явполне отдаю себе отчет в том, что говорю. Да. Да. Всех. Каждую. Именно так иследует поступить. Да, мы будем у вас через десять минут.

Ларкин и Лайтнер, выйдя из номера, вместо того чтобывоспользоваться элегантным маленьким лифтом, предпочли спуститься по короткомулестничному пролету.

— Что, по-вашему, за чертовщина здесьпроисходит? — по дороге спросил Эрона Ларкин. — Что значит еще однасмерть? Причем, по описанию, в точности повторяющая предыдущую?

Лайтнер ничего не ответил. Вид у него был мрачный инесколько возбужденный.

— Кстати говоря, у вас что, феноменальный слух? Откудавы узнали, что Райен сказал мне по телефону?

— Феноменальный слух, — неуверенно пробормоталЛайтнер.

Выскользнув через парадный вход на улицу, они сели встоявшую неподалеку машину. Воздух еще дышал прохладой, но к ней ужепримешивалось ласкающее весеннее тепло. Куда ни кинь взгляд, все утопало взелени, среди которой подчас выделялись слегка обветшалые образчики старины.Например, фонарные столбы или частично торчавшие из-под штукатурки кованыерешетки, некогда ограждавшие балконы на верхних этажах фасада домов.

— Полагаю, нам следует обсудить, — казалось,Лайтнер вновь не столько обращался к Ларкину, сколько говорил сам ссобой, — что мы собираемся им сказать. Вы сами прекрасно понимаете, чтопроисходит. И, надеюсь, согласитесь со мной, что ничего общего с генетическимзаболеванием это не имеет. Если, конечно, не брать во внимание более широкуюинтерпретацию этого термина.

Водитель, сделав крутой поворот, свернул с бульвара нанебольшую улицу, так что оба пассажира невольно склонились в сторону.

— Не понимаю, о чем вы говорите, — сказалЛаркин. — И вообще не понимаю, что происходит. Я бы назвал это своего родасиндромом, вроде токсического шока.

— Да будет вам, — сердито бросил Лайтнер. —Мы оба знаем правду. Он пытается совокупляться с ними. Разве вы сами мне обэтом не говорили? Разве не вы сказали, что Роуан интересовал вопрос, способенли этот тип спариваться с людьми? Для этого она прислала вам материалы спросьбой провести полное генетическое исследование.

Ларкин был потрясен. Честно говоря, он никогда всерьез неверил в существование этого странного субъекта мужского пола, которого родилаРоуан Мэйфейр. В глубине души он до сих пор надеялся, что этому найдется вполнеразумное объяснение.

— А это и есть разумное объяснение, — сказалЛайтнер. — Слово разумное довольно обманчиво. Под ним можно понимать всечто угодно. Хотелось бы знать, удастся ли мне увидеть его? Любопытно, обладаетли он, подобно человеку, мыслительными способностями? Умеет ли владеть собой?Имеет ли какие-нибудь моральные принципы, если, конечно, он наделен сознанием втом виде, в каком мы его понимаем…

— Вы всерьез считаете, что он охотится за женщинамиэтой семьи?

— Разумеется, всерьез, — ответил Лайтнер. —Это же ясно как день. А знаете, почему Таламаска забрала окровавленную одеждуГиффорд? Потому что эта дама забеременела от него, а потом у нее случилсявыкидыш. Послушайте, доктор Ларкин, полагаю, вам пора уяснить то, чтопроисходит. Я вполне разделяю ваш научный интерес. Мне также понятна вашапреданность Роуан. Но я хочу, чтобы до вас наконец дошло. Ее вы можете большеникогда не увидеть.

— О Боже!

— Поэтому постарайтесь переварить хотя бы то, что уженам известно. Нам предстоит сообщить семье, что этот субъект начал действовать.У нас нет времени вести пространные беседы о генетических заболеваниях и генетическихисследованиях. Нам даже некогда собирать данные. Семье грозит невероятнаяопасность. Вы понимаете, что сегодня умерла еще одна женщина? И умерла как разтогда, когда вся семья хоронила Гиффорд!

— Вы были с ней знакомы?

— Нет. Но знаю, что ей было тридцать пять лет. По своейнатуре она была своего рода отшельницей. Ее считали слегка чудаковатой.Впрочем, таких, как она, в семье предостаточно. Ее бабушка, Лорен Мэйфейр, неслишком с ней ладила. Думаю, что пришла она к своей внучке в полдень только затем,чтобы отругать за отсутствие на похоронах двоюродной сестры.

— У нее был вполне подходящий для этого повод, не такли? — произнес Ларкин, неожиданно для себя испытав жалость. —Господи, если бы я имел хоть малейшее представление, где искать Роуан. Хотя быкакой-нибудь намек на то, где ее можно найти.