Я лежу, сжавшись в комок, скорчившись в тепле обнимающейменя руки. На улице жара, а меня бьет дрожь. И совсем не оттого, что древниекаменные стены дома надежно хранят прохладу. Я никак не могу успокоиться послетого, что здесь только что происходило, в этой комнате, на этом антикварномдиване. Надеюсь, мы его не сломали. Потому что он, бедолага, уж та-акпоскрипывал и постанывал… Впрочем, Максвелла это не остановило. И слава богу.

Слава богу, слава богу…

Другая рука Максвелла закинута под голову, и я осторожно вожупальцем по его груди, по подмышке, путаясь в колечках влажных волос.

– Что ты там пишешь? – сонно бормочет он мне в ухо. – Письмомне?

– Что-то вроде.

Это не письмо. Это схематичное изображение логическойцепочки событий, которые привели меня на этот диван, в объятия этого человека.

Если бы я не спасла ворону… Если бы «птичий бог» не началмне ворожить и не подкинул выигрыш в двести долларов… Если бы…

Максвелл перехватывает мою руку, подносит к губам, целует.

– Погоди, не заводи меня снова. Давай хоть минуткупередохнем.

– Я и не завожу тебя, – совершенно искренне удивляюсь я. – Уменя и в мыслях не было!

– Мысли тут совершенно ни при чем. Когда ты вот так менятрогаешь, я просто сатанею! У меня подмышки страшно чувствительные, ты развееще не поняла?

– Это потому, что у тебя там волосики растут, – серьезнообъясняю я. – А если бы ты брил подмышки, как сейчас рекламируют, такойчувствительности не было бы.

– Безволосые подмышки у мужчин – все равно что волосатыеноги у женщин. Противоестественно и некрасиво, – заявляет Максвелл и проводитпо моей голени – к счастью, подвергнутой своевременной эпиляции.

– Да уж, ноги у тебя… – вздыхает он. – Сказочные ноги! Всеостальное тоже какое надо, но я прежде всего обратил внимание на них. Ты шла втаких обтягивающих бриджиках… Я тебя жутко захотел – сразу, с первогомгновения! Еще даже лица твоего не видел, а тебя уже хотел.

– Ну да, и поэтому щипал за попку бедную Лору, – сварливобормочу я.

– Ну не мог же я тебя ущипнуть, верно? – миролюбиво говоритМаксвелл. – Щипать за попку незнакомую женщину и где – на антикварном аукционе!Нет, даже я на такое не способен.

– Способен, способен, – шепчу я, целуя его руку. Что этарука только что вытворяла с моим телом! Или это была другая рука? А пожалуй,что обе. Поэтому целую и вторую – чтобы не обижать ее, волшебницу. – Ты на всеспособен. Ты вообще редкостный талант!

– Да и ты тоже хороша, – Максвелл целует меня в волосы. –Как-то принято в постели бормотать – со мной, дескать, никогда такого не было.Насчет «никогда» не знаю, просто не помню, но что давно такого со мной не было– точно! И если бы ты знала, до чего мне жаль двух дней, которые мы попуступотеряли.

– Каких двух дней?

– Двух дней и двух ночей. Если бы ты не удрала из Парижа,все это могло бы произойти еще два дня назад, – говорит Максвелл. – Я несомневался, что оттуда, из Аллей, Николь с малышкой пойдут в одну сторону, а мыс тобой – в другую. Но ты сбежала… Между прочим, я так и не знаю, почему.

В горле у меня становится сухо.

Я забыла! Я совершенно забыла, почему оказалась в Мулене. Яже скрывалась от Максвелла и… оказалась с ним в постели. Вернее, я скрываласьот того человека…

Но, может быть, у них была случайная встреча? Может быть,они просто сидели за одним столиком, приятель, с которым должен был встретитьсяМаксвелл, – кто-то другой?

Мне так хочется верить в это. Мне до смерти нужно в этоверить!

Но все-таки я должна спросить. Я должна знать точно.

– Помнишь, ты говорил, что должен был встретиться наМонтогрей с каким-то человеком? Ты встретился с ним? – Мое горло с трудомвыталкивает слова.

– Да.

Да!..

– А ты знаешь, кто он?

– Разумеется. Это террорист чечени [44], – с непоколебимымспокойствием заявляет Максвелл. – Насколько мне известно, его усиленно ищут вРоссии. Жильбер говорил: он то ли взорвал что-то, то ли собирался взорвать…Нет, ты не подумай, что я придерживаюсь экстремистских взглядов, я встречался сним исключительно по просьбе Жильбера. Кстати! Помнишь, я упоминал побратимаЖана-Ги Сиза и Жильбера? Так вот это он и есть. Эти парни познакомились влагере по обучению террористов. Ты же знаешь, что несколько лет назад натерритории Франции было несколько таких лагерей. Тогда мы все со страшной силойподдерживали «свободолюбивую борьбу маленького, но гордого народа Чечени„,газета «Монд“ надрывалась до хрипоты! Теперь это уже не модно. Французы поняли,что русские имеют полное право наводить порядок в своей стране любымисредствами. Однако корсиканцы и ваши чечени – птички из одного гнезда. При томпри всем такие люди, как ни странно, способны на крепкую дружбу. Вот возьмихоть Жильбера и этого парня – его зовут Иса. Между прочим, именно Исапознакомился у меня в мастерской с Лорой, он и есть отец Филиппа. Но умоляютебя, не приписывай ему то, чего он явно не мог совершить. Он определенно неубивал Лору, потому что находился все это время в Париже. Да и зачем ему ее убивать?Лора совершенно не в курсе его занятий.

Сейчас мне нет никакого дела до Лоры.

– Послушай, неужели ты убежала потому, что испугалась Ису? –смеется Максвелл. – У тебя что, какие-то счеты с террористами чечени?

Господи Иисусе… «Птичий бог»! Дайте мне силы выдержать это!

– Ну да, за мной охотится лично Шамиль Басаев.

Что за деревянный скрип раздается? Ах да, это мой голос…

Максвелл хохочет – значит, оценил мой юмор.

– Кстати, – снова скрипит деревяшка, – а ты, случайно, неговорил что-нибудь Исе обо мне?

– О тебе? Кажется, я что-то такое ляпнул. О том, чтовстретил очень красивую русскую девушку по имени Валентин, однако онанатурально ушла у меня из рук. Потом выяснил, что ее зовут Алена, а живет она вгороде Сахалин. Иса долго смеялся, а потом сообщил мне, что такого города вРоссии нет. Остров есть, а города нет.

– Врет твой Иса, – говорю я, сама не соображая что. – Естьтакой город!