– То есть она предложила мне выдавать комиссарам своихтоварищей по борьбе, ты представляешь? – воскликнул Максим, пересказывая мнеэту сцену. – Я уже сделал шаг, чтобы открыть перед ней дверь и предложитьотправиться к черту, как вдруг меня пронзило ощущение полной нереальностипроисходящего. Елена Феррари, какой я ее помнил, была далеко не глупа. Оназнала меня и мою семью достаточно хорошо. Она должна была понимать: никогда, нипри каких обстоятельствах, ни за какие деньги, ни под какой угрозой я не принялбы подобного предложения. А окажись я в обстоятельствах безысходных, предпочелбы пустить пулю в лоб, только бы не сотрудничать с красными. И я понял: этонелепое, опереточное предложение было только предлогом, поводом явиться ко мнеи втянуть меня в разговор. Зачем? Ведь на самом деле ей было нужно от менячто-то другое. Но что?

Кажется, Елена Феррари поняла, что Максим разгадал ее игру,потому что на ее неистово напомаженных губах мелькнула усмешка.

– А впрочем, бог с вами, – сказала она легко. – Живите какхотите, поддерживайте кого угодно, верьте во что заблагорассудится. Иненавидьте новый советский строй, как вам в голову взбредет. Тем более что… –Она вдруг махнула рукой, и горькая складка исказила ее красивое, порочное лицо.– Тем более что даже не нами, а нашими предшественниками и учителями,французскими якобинцами, уже было сказано, что Революция пожирает своих героев…Я не солгала вам, когда в самом начале сказала, что рассталась с заблуждениямимолодости. Я совершенно не желаю, чтобы Революция, которой я отдала столькосил, ради которой стольким пожертвовала, пожрала в конце концов и меня.

– Учитывая, что вы приносили в жертву ей преимущественночужие жизни, в том числе и жизни моих близких, подобная расплата кажется мнесовершенно справедливой, – холодно заметил Максим. – Прошу прощения, сударыня.Боюсь, что нам нечего больше сказать друг другу. Мне нужно работать. Думаю, васждет ваш… Красный Крест .

Он не слишком-то рассчитывал, что гостья оценит жестокуюиронию, заключенную в этих словах и в интонации, с какой он их произнес, однаколицо Елены Феррари изменилось так внезапно, что Максим невольно отпрянул.Только что в его кабинете сидела томная, ироничная кокетка – и вдруг онаобратилась истинной фурией. Как будто прямо перед ним на хвост взмыла гремучаязмея!

– Не стройте из себя идиота! – прошипела Елена Феррари. – Вычто, до сих пор пребываете в убежденности, что бежать из Чеки вам удалосьусилиями каких-то ваших товарищей ? Я знала, что готовится ваш побег, я нарочнопопустительствовала этому. У меня были планы – вы должны были привести меня ктайнику Борисоглебского! Вы никогда не узнаете, скольких людей я стерла впорошок, чтобы достать его письмо, о котором мне проболталась ваша сестра. Новсе было напрасно, мне ничего не удалось. И ваше бегство… Меня срочно вызвали кДзержинскому, вызвали на час, но за это время вы умудрились исчезнутьбесследно. Мы шли по вашему следу, мы были у вас на квартире, я виделаразвороченную крышу… Значит, тайник был там?

– Я смотрел на нее, – рассказывал мне Максим, – и мною всеболее властно овладевало ощущение, что я имею дело с беглянкой изпсихиатрической лечебницы. Да неужели она явилась сюда, в Константинополь,чтобы вновь потребовать от меня дневник Сен-Фаржо? Неужели не рассталась смыслью, которая стала для нее поистине навязчивой, маниакальной идеей?

Максиму хотелось вышвырнуть вон эту тварь, но мерзко было донее дотронуться. Поэтому он сунул руку под борт пиджака и достал пистолет.

– Извольте выйти вон, сударыня, – сказал он, направляя нанее ствол. – Считаю до трех, потом стреляю.

Елена Феррари крепче прижала к груди свою маленькую чернуюсумочку и вскочила. Впрочем, голос ее был уже спокоен.

– Вы с ума сошли, – проговорила она с оттенком некоторойнасмешки. – И как вы объясните это убийство властям?

– Не ваша забота, – ответил Максим, чувствуя неодолимоежелание пустить пулю в оливково-бледный, скрытый вуалью лоб. – Я просто скажу,что вы – красная шпионка, которая погубила мою семью. Ведь я не солгу, не такли? Все, начинаю считать. Раз…

– Одну минуту, – проговорила она с деланым смирением. – Да,я вынуждена уйти, я ухожу. Но…

– Не тратьте время на угрозы, – перебил Максим, сдерживаясьиз последних сил. – Я не боюсь вас.

– Знаю, – кивнула Елена Феррари, и черные перья на ее шляпенадменно колыхнулись. – Я хотела только сказать, что у вас еще будут основаниявспомнить меня… вспомнить добром! И, может быть, тогда вы поймете, что со мнойи в самом деле лучше дружить, а не ссориться.

Она медленно двинулась к двери, и подол ее платья качался изстороны в сторону над обтянутыми черным шелком ногами. Каблучки ее размереннопостукивали по полу. Максим не сводил с нее глаз, чувствуя, что рука его дрожитот нетерпения и ненависти.

«Скорей бы уж ушла!» – мрачно подумал он, смутно чувствуя,что от Елены Феррари можно ожидать любого сюрприза.

И он оказался прав!

На самом пороге она вдруг обернулась и неуловимым движениемвыхватила из-под легкого шарфа, переброшенного через руку, небольшой изящный«браунинг». Издевательски хохотнула, показала Максиму красный, влажный язык – инаконец-то исчезла.

Рассказав все это, мой муж обнял меня, уткнулся лицом в моиволосы и долго не отпускал.

– Какая ты живая, – бормотал он. – Какая ты живая, теплая инастоящая! Ты знаешь, я никак не могу избавиться от ощущения, что бродил покладбищу, а вокруг меня разверзались могилы, из которых ко мне тянулись мертвыеруки. И я знал, что одна из этих могил предназначена для меня.

Он был угрюм весь вечер, молчал, о чем-то напряженно думал,а меня мучило предчувствие чего-то дурного и не оставляло предчувствие, что мыеще пожалеем, что Максим не дал волю первому побуждению и не встретил ЕленуФеррари выстрелом в упор!

Мне надо бежать. Мне надо бежать без оглядки, нельзя медлитьни минуты! Но я почему-то стою, вцепившись в прутья ограды, и смотрю на Тедди.

Конечно, он спит. Конечно!