– Не буду спорить, – покладисто соглашается Максвелл. – Выэто обсудите с Исой при встрече.

– При какой еще встрече?

– При личной, – жизнерадостно сообщает Максвелл. – Мыприехали в Мулен все втроем – я разве не говорил? – я, Жильбер и Иса. Только,умоляю тебя, не говори ему ни о Лоре, ни о том, что его ребенок попал к Жани!Он до сих пор не знает, что был ребенок, сын. У меня такое ощущение, что учечени существуют очень твердые принципы на сей счет. И если он узнает о сыне,то захочет забрать его у Жани. Может быть, решит на родину отправить. Но тысогласна, что ребенку, уж наверное, лучше будет в деревне бургундской, чем вкакой-нибудь деревне Чечени, или как там у них называются деревни… Стойбища?

Стойбищами, вспоминаю я, называются деревни у нивхов. Нивхиживут на Сахалине. Который остров, а не город…

А говорят, бомба два раза в одну воронку не падает!

Падает. Но если так… если следовать логике бомбы, то жертва,которая выскочила из этой воронки однажды, может выскочить и второй раз?

Только надо выскакивать поскорей!

– Ладно, бог с ним, с твоим чечени, – говорю я. Трудносудить, достаточно ли равнодушно звучит мой голос, ведь у меня внутри всесловно бы в узел завязалось, в болезненный нервный узел. Но уж чем богаты, теми рады, на большую степень притворства я не способна. – Давай лучше поговорим окартине Давида. По-моему, это гораздо более интересная тема.

– Давай лучше поговорим о нас с тобой, – Максвеллповорачивается на бок и обнимает меня так крепко, крепче некуда! – Куда болееинтересная тема!

Еще пять минут назад я голосовала бы за это руками, ногами ивсем телом! Но страх уже погасил во мне последний огонек желания. Ведь вполневозможен такой поворот событий: Жильбер и Иса забеспокоились, куда подевался ихприятель, и придут его искать сюда…

– Послушай-ка, что мне в голову пришло! Ты говорил о трубах,о старых трубах… Вчера я осматривала погреб этого дома. Там в стенных нишахсложены винные старинные бутыли. Мне захотелось узнать, как выглядят эти ниши,я вытащила бутылки. Так вот, в одной лежала именно такая труба, о которой тыговорил! Она была как бы заложена за выступы камней. Я подумала, что этокакая-то опора, а сейчас думаю: опора была бы вделана в стену. А эта трубалежала да и лежала себе. Пойдем посмотрим, а?

Максвелл поднимается на локте и смотрит на меня:

– Ого, да ты, как я посмотрю, прирожденнаякладоискательница! Что и говорить, это дело затягивает, как омут. А может быть,сначала…

Нет. Если он еще раз обнимет меня, я уже никуда не захочуидти.

– Максвелл, пойдем! – Вскакиваю и тащу его за руку. Ипоскорей отворачиваюсь к своим раскиданным по полу одежкам – отворачиваюсь,чтобы не смотреть на него, не видеть, как он хочет меня. Он не без некоторыхусилий натягивает свои тугие джинсы и зашнуровывает кроссовки.

– Ну, пошли быстро!

– Надень рубашку. В погребе холодно, – лепечу я вслед,словно заботливая супруга.

– Ничего, начнем бутылки перекладывать – живо согреемся, –буркает насупленный Максвелл. – Где ключ?

Снимаю с крючка ключик с надписью «Cave» и подаю ему.Максвелл не смотрит на меня – все еще обижен! – и не замечает, что я украдкойприхватываю со стула его джинсовую рубашку. В точности как заботливая супруга!

Мы проходим через кухню на задний двор. Максвелл отпираетдверь этого пресловутого «cave», щелкает выключателем и начинает спускаться такбыстро, что я даже не успеваю поцеловать его на прощание, как собиралась.

– Ну, вижу три ниши, – недовольно сообщает он. – Которую ядолжен осмотреть?

– Вон ту, дальнюю! – кричу я. – Только вытаскивай бутылкиосторожней, хорошо? А то Николь будет на меня сердиться, если они разобьются.

Дожидаюсь, пока раздастся перезвон – Максвелл приступил квыгрузке бутылок, потом кладу на ступеньку его джинсовую рубашку и выскальзываюза дверь. Осторожно, почти беззвучно закрываю ее и так же осторожно поворачиваюключ.

Хочу вытащить его, но не делаю этого. Вчера Жани оставиламне шанс. Оставлю и я шанс Максвеллу. Рубашка, которая его согреет, ключ,который наведет Жильбера на его след, – это на одной чаше весов. На другой –мое предательство.

Смягчает ли мою вину то, что я спасаю свою жизнь? Не знаю. Ине узнаю. Ведь больше мы никогда не увидимся с Лотером-Филиппом-МаксвелломЛе-Труа, потомком адвоката Ле-Труа, дамским угодником, «Королем старьевщиков» иискателем кладов.

Тенью пролетаю через комнаты первого этажа брюновского домаи осторожно вглядываюсь сквозь запертые стеклянные двери, ведущие на террасу.

«Форд» Клоди стоит на своем обычном месте, на обочине, носамой хозяйки не видно. Она, конечно, дома и уж наверняка наговорилась сЖильбером. Видимо, наше с Максвеллом поведение было подвергнуто суровойкритике.

Да и ладно, какое мне дело до правил хорошего тона этойбургундской деревушки. Меня гораздо больше волнует, удастся ли выбраться отсюданезамеченной. Я уже немного знаю окрестности и понимаю, что мне нужно добратьсядо Нуаера. Оттуда регулярно ходит автобус до станции, в крайнем случае можновзять такси, а на станции я сяду на скоростной поезд, идущий в Париж. Час езды– и я на месте. Может быть, повезет, и мне удастся сегодня же улететь в Москву.Почти все мои вещи так и остались на улице Друо, у Николь, но документы здесь,как бы не забыть их.

Взлетаю на второй этаж, беру документы и собираю рюкзачок, скоторым приехала в Мулен. Оглядываюсь прощально. Прости меня, дом, простите,привидения, так и не удалось с вами познакомиться. А впрочем, мне и безпривидений мороки хватает, с живыми людьми хлопот не оберешься!

Надо бы закрыть ставни, но я боюсь, что это привлечетвнимание какого-нибудь случайного наблюдателя. Пусть приятели Максвеллапребывают в уверенности, что я по-прежнему в доме. Теперь главное – незаметновыскользнуть вон. Самое милое дело, конечно, пробраться через задний двор,потом – через запущенный, похожий на джунгли сад, перелезть через ограду кцеркви, а оттуда – огородами, огородами и на дорогу в Аржен… то есть в Нуаер.Но загвоздка в том, что окна дома Жильбера выходят прямиком на этот самыйзадний двор и на сад Брюнов. Неровен час…

Придется рисковать и уходить с парадного хода. Ничего, мнебы только спрыгнуть с крыльца, а там поверну за угол – и бегом через пустырь,на котором пасутся соседские овцы…

Молюсь, чтобы Клоди не вышла из дому. Молюсь, чтобы милашкаТедди спал, разморенный каникюль, и не бросился ко мне лизаться.