– Кто… кто… – начал было он, ноМишка недовольно дернулся, и Аржанов умолк, однако не отошел от решетки ни нашаг, и, когда Алене удалось метнуть в его сторону мгновенный взгляд, у неесердце зашлось при виде отчаяния, исказившего любимое лицо.

– Ничего, ничего, – ласково, будтоуспокаивая ребенка, молвила она, – все обойдется. Только знай: что бы тыпро меня ни слышал, все ложь, а правда одна: я тебя с той самой ночи в лесулюблю и, пока жива, буду любить. Помнишь ли ты меня, Егорушка?

– Помню ли? – выдохнулАржанов. – Ты мне сердце навек связала!

У Алены сердце зашлось, она едва не обмерла –на сей раз от счастья, – но топот и гомон заглушили голос Аржанова, и водвор вбежала немалая толпа.

Мишка не потревожился – только неприязненнопокосился на людей. Конечно, он ведь привык к громадному числу народа,толпившегося возле его клетки. Для острастки глухо рыкнул, оборотясь крешетке, – и люди замерли на месте, словно натолкнувшись на невидимуюстену.

Кто-то помянул господа. Кто-то вскрикнул,кто-то истерически хихикнул – и сделалось тихо, так тихо, что голос Аржановапоказался неестественно громким:

– Ружье мне дайте!

– Нет! – неожиданно для себя самойахнула Алена, и ее испуг мигом передался Мишке. Покосившись на людей, онотшатнулся в дальний угол клетки и уселся там, обнимая Алену, словно понимая:редко кто решится стрелять в него, не рискуя при этом поразить его добычу.

Алена едва сдержала слезы. Она сама непонимала, чувствует ли разочарование или облегчение оттого, что помешала Егорустрелять, однако знала: Мишка ни в чем не виноват, и прикончить его вот так, изслепой ярости, из отчаяния, – нелепо и жестоко.

Люди загомонили, снуя туда-сюда мимо клетки,не осмеливаясь, впрочем, приближаться. Только Аржанов так и стоял, прижимаясь кпрутьям лбом, неотрывно, отчаянно глядя на Алену. Его горе и надрывало Аленесердце, и делало ее счастливой. Она пыталась утишить свою несусветную,несвоевременную радость: мол, Аржанов просто страшится за судьбу человека,оказавшегося в лапах зверя, – но усмехнулась над собой. Нет, лишь за нееболит его душа и, может быть… Она не успела додумать, домечтать: караульщикипритащили тяжелый чан и принялись извлекать из него куски сырого мяса и на вилахсовать его в клетку.

Так вот как решили отвлечь его от живойдобычи!

Мишка встрепенулся, оставил Алену и начетвереньках кинулся к ближайшему куску. Схватил его обеими руками и жадновгрызся в парную, кровоточащую красноту.

От запаха свежанины у Алены комок подкатил кгорлу, все поплыло перед глазами. Как в тумане видела она, что какой-то человекпротянул Аржанову карабинец, другой – ружье, однако он отмахнулся от обоих и,что-то сказав одному караульному, осторожно двинулся в обход клетки – туда, гденаходилась запертая дверь. Стало ясно: Егор надеется, что ему удастся незаметноотворить клетку и тогда Алена сможет неприметно выскользнуть. И вроде бы минутавыдалась благоприятная: Мишка казался всецело увлеченным едой, – однакодаже ради спасения жизни Алена не смогла бы сейчас шевельнуться. Страшнаяслабость овладела ею, сильнейшие приступы тошноты совершенно измучили. Нирукой, ни ногой не могла она двинуть: сползла по стене клетки и простерлась наполу.

– Замучил он ее, сомлела! – донессяиспуганный голос караульщика, который как раз снял замок. – Запереть, чтоль, сызнова? Hеровен час, зверь-то…

Аржанов бросил на него яростный взгляд и ссилой рванул засов. Дверка начала отворяться – и Алена поняла, что сейчаспроизойдет. Аржанов не мог видеть с того места, где стоял, но Алена-то видела:Мишка только притворяется, будто самозабвенно вгрызается в мясо. Его светлыеглаза настороженно косились в сторону дверцы, уши насторожились, мышцынапряглись. Сейчас это был истинно зверь, подстерегающий охотника… горенеосторожному!

То, чего не могла Алена сделать для себя, онасделала для своего любимого: за мгновение до того, как пригнувшийся Аржановворвался бы в клетку, она испустила дикий визг.

Аржанов от неожиданности замер на месте. Мишкаодним прыжком оказался у приоткрытой дверцы – и караульщик едва успелзахлопнуть ее, прежде чем полузверь-получеловек вырвался на волю… а там ещеневедомо что стало бы!

Аржанов стоял, будто громом пораженный, апотом схватился за голову с таким отчаянием, что Алена тихо заплакала.

Мишка насторожился, вернулся к ней и – огосподи! – принялся совать ей в лицо кусок мяса. Пустой Аленин желудок невыдержал – извергся горькими сгустками желчи. Но стало легче – настолько, чтоона смогла добраться до бочки, смыть кровь с лица и попить. Мишкасмотрел-смотрел на нее, потом потащился следом – и вдруг принялся неуклюжеплескать себе в лицо воду, явно подражая Алене.

В толпе загомонили, засмеялись. Алена тожебледно улыбнулась, поглядев на Егора.

– Ничего, – пролепетала она. –Я знаю, что делать. Его надо усыпить!

Мишка подошел и стал рядом, низко свесив рукии заглядывая Алене в лицо. Она и ему улыбнулась.

– Ты не бойся, – сказала, мимолетноудивившись, какой радостью вдруг зажглись безжизненные глаза при одном толькозвуке ее голоса. – Я тебе зла не сделаю, только ты меня не трогай.

– Чем усыпить? – быстро перебилЕгор.

– Пошлите кого-нибудь ко мне домой, пустьприведут Леньку. Только сам не ходи, не то он тебя испугается, – быстропроговорила Алена, и была потрясена мрачной улыбкой Аржанова:

– Hеужто думаешь, я теперь отсюда хоть нашаг отшагну?

Он махнул кому-то в толпе. Подбежал рыжийдрагун. Лицо его почему-то показалось Алене смутно знакомым, да и он поглядывална пленницу с особенным выражением сочувствия и жалости. Егор что-то быстросказал, драгун кивнул – и его точно ветром сдуло, а Аржанов снова прижался кпрутьям.

Мишка глянул злобно, пошел было к нему, ноАлена успела перехватить его за руку. Мишка послушался неохотно: стоял,переминаясь, исподлобья поглядывая на Аржанова.

У Алены все плыло, колыхалось перед глазами.Лица людей приближались и удалялись, их казалось неисчислимо много, а потом онисливались в одно чудовищно огромное лицо, которое непрестанно меняло своивыражения, превращаясь то в перепуганного караульного, то в какого-томальчишку, то в непрестанно крестившуюся монахиню, то в старуху с исплаканнымлицом, которая прорвалась сквозь толпу и кинулась к клетке, заламывая руки икрича:

– Аринушка! Свет мой, светик, Аринушка!

Пелена сошла с глаз, и Алена увидела Маланью,бьющуюся в руках Аржанова. Она рыдала так, что разрывалось сердце, и кричала: