– Егорушка, пошли за барином! Покличьбатюшку, ведь она, она это, дочь его! Покличь, Христа ради, батюшку!

Прижимая к себе старую няньку, явно лишившуюсярассудка, Аржанов оглянулся на Алену, и она увидела в его глазах несказанноеизумление. Он что-то расслышал в этих бессвязных криках – что-то, оставшееся неуслышанным Аленою, – и сделал знак в толпу. Появились два мужика, бережноприняли Маланью и отвели ее от клетки. Крики и слезы враз обессилели ее, она непротивилась: шла, едва передвигая ноги и громко, отчаянно всхлипывая.

Аржанов все смотрел на Алену, смотрел… и вдругулыбнулся и покачал головой:

– Быть не может! Или может?.. Но это всепотом, после. А пока тебя спасти надобно! Да где же Федор?!

Словно в ответ его словам, во двор влетелвсадник. Это был тот самый рыжий драгун, а поперек седла у него висел… Ленька!

Драгун столкнул его на землю, тот повалился,кое-как приподнялся на колени, и Алена едва не закричала, увидев, что ее верныйсотоварищ связан по рукам и ногам, а рот у него заткнут кляпом.

– Что?.. – начал было Егор и осексяпод Ленькиным взглядом, исполненным ненависти.

– Дозвольте доложить, господинкапитан, – криво усмехнулся Федька. – Этот лаял ваше сиятельствопочем зря и намеревался даже «Слово и дело!» крикнуть: дескать, вы какого-тоНикодима Журавлева со свету сжили, а вместо вас на казнь его женка пошла, атеперь ей от вас погибели ждать. Вот такая чепуховина. Я так думаю, что он не всебе… может, лучше в казенку его, чтоб опамятовался?

Аржанов, чудилось, не слышал его последнихслов.

– Никодима Журавлева? – пробормоталон, наклоняясь к Леньке, вздергивая его с колен и пристально вглядываясь влицо. – Нет, я не трогал Никодима Журавлева, хотя и чесались руки. Но ты…ты-то откуда об том сведом? И где я видел тебя, а? До смерти лицо твое мнезнакомо? – И, вдруг ахнув, он вырвал из Ленькиного рта кляп: – Не можетбыть! Да ведь это же ты… Ты меня от медведя избавил!

Ленька какое-то время немо двигалзакостеневшими челюстями, но и когда заговорил, из горла вырвался какой-токлекот.

– А провал тя провали, сукин кот! –с ненавистью закричал он. – Узнал, говоришь? А вот кабы я знал, каким тыдушегубцем содеешься, не стал бы тебя спасать и Алене сие заказал бы!

– Алене… – растерянно повторилАржанов, поведя глазами в ее сторону, и Ленька проследил его взгляд.

Хриплый стон вырвался из его горла, минуту онсмотрел на Алену, словно не веря своим глазам, потом рванулся к ней, ногрохнулся, потому что был все еще связан.

– Pазвяжи-ка его, – велел АржановФедьке.

Тот в сомнении покачал головой:

– А может, не стоит, господин капитан?

Его сомнения были понятны: Ленька бился какбезумный, бессвязно вопя:

– Куда ты ее заточил? На что обрек? Будьты проклят, убийца! Я тебе жилы перерву!

– Давай, давай, развязывай, –усмехнулся Аржанов и опять приблизился к клетке.

Мишка, доселе беспокойно метавшийся из угла вугол, зарычал, забился, но Аржанов даже не посмотрел в его сторону. Взгляд егобыл прикован к Алене.

Качнув головой, словно недоумевая, он тихоспросил:

– Так это ты была?

Алена чуть кивнула, и Аржанов опять покачалголовой:

– То-то мне казалось, будто я тебя всюжизнь знаю и всю жизнь ищу. Нашел все-таки!

Резко повернувшись, он вздернул с землиЛеньку, который никак не мог совладать с замлевшими руками и ногами.

– Молчи! – сказал Аржанов грозно,глядя в его обессмыслившиеся от ненависти глаза. – Не виновен я в том, чтоты на меня возводишь! Да, обрек меня Никодим на страх и муку, но… знаешь ли ты,что, когда отец к нему явился свое добро забирать, померла со страху женаНикодимова, а она была брюхата? И дитяти он лишился. Вот и посадил меня нацепь, сказав, что отпустит, лишь когда я отца прокляну. Ведь тот посулилНикодиму, что его дети станут ему проклятья слать, а у него больше детей небыло… Но и от меня он проклятий родному отцу не дождался. Когда вы меня спасли,я чуть живой в дом графа Богданова приполз. Это был побратим батюшкин, еще сдальних лет. Он меня к жизни вернул, отцом стал мне. Порывался я к Никодимунаведаться, не скрою, а потом подумал: разве я господь бог, чтобы карать илимиловать за долги чужие? Все, квиты мой отец с Никодимом – не мне мешаться в ихсчеты! Только и оставил себе в память об том звено от цепи. А зла – не оставил!Веришь ли? – с мольбой посмотрел Аржанов на Алену, и она улыбнулась вответ: да.

– Но сейчас не обо мне речь, –приободрился Егор. – Послушай Алену и сделай все так, как она скажет.

И, не выпуская Леньку из рук, Аржанов близкоприсунул его к решетке.

Алена не могла сдержать и слез и смеха,увидав, какое ошалелое у Леньки лицо. То, что он увидел, услышал, узнал, былодля него с лишком, с избытком! Пришлось несколько раз повторить его имя, преждечем Алена увидела в налитых кровью глазах проблеск понимания, однако темвременем Егор потерял терпение:

– Федька! Стань здесь, тоже слушай, чтоАленушка говорить станет, да запоминай слово в слово, чтоб все в точностивыполнить, а то я боюсь, у этого остолопа память дырявая.

– Ничего! Как-нибудь память на твою рожусквозь эти дырки не выпала! – огрызнулся Ленька. – Говори, Алена, всесделаю.

Алена облегченно вздохнула.

– Поди сейчас в батюшкин дом и первымделом печку затопи да чугун воды поставь. Чугунок не большой бери, немаленький, а средний и наливай не доверху, чуть больше половины. Вода показакипит, ты иди в комнаты и горку открой. Там мешочки. Синий тебе надобен, дакрасный, да дикий – это с нижней полки, да два черных, что на верхней полкестоят, один с левого краю, другой с правого. Запомнил? Повтори!

Бесполезно было перечислять Леньке названиятрав: он все равно не отличит одну от другой, тем паче – сухими, блеклыми.Довольно, ежели запомнит, где они лежат.

Ленька, а за ним и рыжий Федор повторили.

– Хорошо, – кивнула Алена имимолетно улыбнулась Мишке, который сел у ее ног и со вниманием заглядывал влицо, шевеля губами, словно тоже повторял.

– Господи всеблагий… – пробормотал,не веря глазам, Ленька, однако Аржанов чувствительно ткнул его в бок, и Ленька,зло оскалившись, кивнул Алене: – Говори, слушаю.