приятно было, сидя на берегу ручья, порой освежая натруженное горло холодной, чистой водой, рассказывать Цадкиэль, как я впервые увидел ее меж страницами книги Отца Инире, как после помог изловить ее в грузовом трюме ее собственного корабля, и как она, обернувшись мужчиной по имени Зак, ухаживала за мной, раненым… Однако ты, мой читатель (если действительно существуешь на свете), уже обо всем этом знаешь, поскольку те приключения я описал выше, не упустив ничего – или, по крайней мере, немногое.

Беседуя с Цадкиэль у ручья, я старался изъясняться как можно короче, однако она решительно этому противилась, заставляя меня сворачивать то в тот закоулок, то в этот, пока я не рассказал и о встрече маленького ангела с Гавриилом, о которой читал в коричневой книге, и о собственном детстве – в Цитадели, на отцовской вилле, в деревне под названием Фамулорум неподалеку от Обители Абсолюта…

Наконец, когда я (возможно, в тысячу первый раз) умолк, переводя дух, Цадкиэль сказала:

– Неудивительно, что ты пришелся мне по душе: среди всех этих слов нет ни единого слова лжи.

– Однако ж я лгал, когда полагал это необходимым, а то и вовсе без всякой надобности.

Цадкиэль улыбнулась и ничего не ответила.

– Я и сейчас солгал бы тебе, о всемогущий иерограммат, если бы счел, что моя ложь спасет Урд.

– Но ты уже спас ее, начав на борту моего корабля и завершив дело в нашей сфире, на поверхности и в глубине мира, который вы тоже зовете Йесодом. Должно быть, и Агил, и Тифон, и многие другие твои противники чувствовали неравенство сил. Будь они мудрее – сразу поняли бы, что бой ваш где-то, когда-то уже завершен… хотя, будучи вправду мудрыми, узнали бы в тебе нашего слугу и просто не стали бы биться с тобой.

– То есть я обречен на победу?

– Нет, ты просто победил. Ты мог бы потерпеть поражение и на борту корабля, и после, однако не мог погибнуть до испытания и до сих пор не можешь, пока не достигнешь конечной цели. Иначе ты не пережил бы ни избиения, ни выстрела с башни, ни многого другого. Однако твоя задача вскоре будет исполнена. Силу ты, о чем и сам знаешь, черпаешь из своей звезды. Когда она, войдя в ваше старое солнце, породит новое…

– Я слишком часто хвалился тем, что не боюсь гибели, чтоб трепетать перед близостью смерти сейчас, – сказал я.

– Вот и хорошо, – с одобрением кивнула она. – Брия – дом недолговечный.

– Но ведь это место – тоже Брия либо его часть. Это же коридор твоего корабля, и ты сама вела им меня в новые апартаменты.

– Если так, и ты, и я, и корабль в то время находились где-то невдалеке от Йесода. Перед тобою Ручей Мадрегот, текущий из Йесода в Брия.

– Из мироздания в мироздание? – удивился я. – Как же это возможно?

– А как может быть иначе? Энергия всегда, неизменно ищет путь вниз… или, говоря проще, Предвечный пересыпает все мироздания, сколько их есть, из горсти в горсть.

– Но это же ручей, – возразил я. – Точно такой же, как ручьи Урд.

Цадкиэль кивнула.

– Ваши ручьи – тоже энергия, ищущая путь сверху вниз, а восприятие зависит от органа чувств… от средства восприятия. Имея другие глаза или другой разум, ты и видел бы все иначе.

– А какой я тогда видел бы тебя, Цадкиэль? – поразмыслив, спросил я.

Сидевшая у ручья со мной рядом, она улеглась на живот, подперла подбородок ладонями, а яркие крылья подняла кверху, словно пару вееров с узорами из множества нарисованных глаз.

– Полями гравитационные поля названы неспроста. Это, помимо всего прочего, и есть поля. Знаком ли ты, Севериан, с полями Урд?

– За плугом я никогда не ходил, но – да, с полями знаком не хуже любого из горожан.

– Этого хватит. Что находится на границах ваших полей?

– Ограды из досок, жердей или сплошных кустов, чтоб скотина не забредала. В горах – стенки, сложенные из плоских камней, чтоб олени не потравили посевы.

– И это все?

– Мне ничего больше на ум не приходит, – признался я. – Возможно, я смотрел на наши поля неподходящими… «средствами восприятия».

– Средства восприятия, имеющиеся у тебя от природы, подходят тебе лучше всяких других – ведь именно ими ты, можно сказать, сотворен таким, каков есть. Это еще один непреложный закон. Так, значит, кроме оград, ничего?

Мне вспомнились живые изгороди… и воробьиное гнездо в одной из них.

– Еще сорные травы и всякая мелкая живность.

– Вот и здесь тоже. Я, Севериан, и есть своего рода «мелкая живность». Возможно, ты полагаешь, будто я отряжена сюда тебе в помощь. Хотелось бы мне, чтоб так и было… и потому я помогу тебе, если сумею, однако я – всего лишь часть себя самой, отлученная от собственного существа давным-давно, задолго до нашей с тобой первой встречи. Возможно, когда-нибудь великанша, которую ты зовешь Цадкиэль – хотя это и мое имя, – пожелает вновь призвать меня к себе, но до тех пор мне суждено оставаться здесь, меж притяжений Брия и Йесода. Ну, а что до твоего вопроса: обладая какими-нибудь другими средствами восприятия, ты, может статься, сумел бы увидеть меня так же, как видит она, и объяснить, чем я заслужила изгнание. Но пока тебе это недоступно, и я знаю не больше, чем ты. А теперь ты, наверное, желаешь вернуться в родной мир, на Урд?

– И еще как, – подтвердил я, – только не в то же самое время. Как ты уже знаешь, вернувшись на Урд, я решил, что до явления Нового Солнца она покроется льдами – ведь сколь бы быстро ни тянул я к себе мою звезду из дальней дали, до нас она добралась бы лишь не одну эпоху спустя. Затем я понял, что вернулся не в ту эпоху, которую знал, и приготовился к долгому скучному ожиданию, но теперь вижу…

– Ты весь сияешь, говоря об этом, – перебила меня крохотная Цадкиэль. – Теперь понятно, отчего все видели в тебе чудо. Ты приведешь к Урд Новое Солнце еще до того, как уснешь.

– Да, если сумею.

– И тебе нужна моя помощь…

Сделав паузу, она подняла взгляд. Такой серьезной я ее прежде не видел ни разу.

– Меня много раз называли обманщицей, Севериан, но я непременно помогла бы тебе, будь это в моих силах.

– Выходит, помочь ты не можешь?

– Я могу сказать вот что: Мадрегот течет из цветущего Йесода, – с этим она указала вверх по течению, после чего устремила взгляд в