Тем вечером — и еще несколько дней, когда Япония капитулировала — Томми продолжал думать: «Это должно означать больше, чем есть». Но, похоже, большинство людей Ламбета отнеслись к произошедшему точно так же, как сам Ламбет. Сыновья, братья и отцы вернутся домой, можно будет приобрести новые покрышки, а в буфетах с надеждой толковали об отмене ограничения на выдачу сахара. Марио тоже помалкивал, хотя Томми был бы не прочь с ним все обсудить.

Однако парень вновь отдалился. Они с Томми виделись дважды в день на представлениях, вместе работали, но Марио с таким же успехом мог быть на другом конце света.

Однажды утром, когда они вышли на репетицию, Сью-Линн Фаррис, упражнявшаяся с Марго возле сетки, сорвалась навстречу Марио. Вид у нее был взволнованный, и она что-то быстро говорила. Томми не слышал, что именно, но видел, как Марио добродушно улыбнулся и покачал головой.

— Ну же, Марио, не будь таким противным!

— Сью-Линн, ты сама сказала, что не была на аппарате полгода. Нельзя — и все тут.

Он дружески потрепал ее по руке и полез наверх.

— Чего она хочет? — спросил Томми на лестнице.

— А сам как думаешь? О черт… — заметил Марио, бросив взгляд вниз.

Сью-Линн карабкалась следом за ними. С озорной улыбкой она ступила на мостик.

— Я же предупреждала, что нет — это не ответ.

— Слушай, ты хочешь, чтобы я разругался с Папашей Тони?

Девушка только рассмеялась.

— Ладно тебе, бука. Я научилась раскачиваться лет в десять. Дай хоть разок попробовать.

— Похоже, по-другому от нее не отвяжешься, — сдался Марио. — Томми, подай ей перекладину.

Томми хмуро подтянул трапецию за крючок и передал ее Сью-Линн. Он впервые видел, чтобы Марио уступал, когда дело касалось профессиональной компетенции.

— Она слишком дерганая, — проворчал он, однако Марио, прищурившись, наблюдал, как девушка раскачивается.

— Мышцы неплохие. Потеряла форму, конечно, и стиль не блещет…

Сью-Линн вернулась на мостик, отпустив трапецию Томми в руки.

— Я же говорила, — со смехом заявила она.

— Да, недурно… Упс, а вот и проблемы!

К подножию аппарата решительно направлялся Папаша Тони, явственно дышащий пламенем. Он заорал на Марио по-итальянски, потом набрал воздуху и снова крикнул:

— Спускайтесь! Вы все!

Марио повернулся к Сью-Линн.

— Леди вперед.

Папаша Тони перевел дух только через пять минут. Одно из важнейших правил Сантелли запрещало чужакам подниматься на аппарат без его личного разрешения.

— Это я виновата, мистер Сантелли, — слабо сказала Сью-Линн. — Мэтт запретил, но я все равно полезла. Я знаю, что делаю, правда. Мой отец Пит Чаллонер…

— Никогда не слышал, — холодно перебил Папаша. — А теперь, с вашего позволения, леди, у меня и моей труппы репетиция.

Анжело подошел как раз вовремя, чтобы услышать последние слова, и ткнул Марио в бок.

— Что же ты, Мэтт! Взял свою пассию на аппарат, не спросив Папашу Тони?

— Я ее не брал! — заспорил Марио.

Папаша Тони, задумчиво глядя на отдаляющуюся Сью-Линн, медленно произнес:

— Знаешь, Мэтт, полагаю, это только справедливо. В конце концов, я позволил Анжело учить Терезу летать. Только в следующий раз спрашивай до, а не после.

На другое утро, когда не было тренировок, Марио, одетый в джинсы и черную водолазку, которую носил в балетную школу, и Сью-Линн, наряженная в юбку клеш, остановились у трейлера Зейнов.

— Помнишь, ты говорил, что хочешь взять Маленькую Энн покататься на коньках?

Сью-Линн говорит, в городе есть большой каток, и она замечательно катается. Я и сам не плох. Бери-ка ты Маленькую Энн, и поедем вместе.

Еще до теплой выжидающей улыбки на его лице Томми почувствовал, толком не осознав, зачем Марио организовал двойное свидание. Ему самому вдруг стало тепло и радостно. В машине обе девушки сели на заднее сиденье. Потом Томми, стоя с Марио на краю катка, смотрел, как они, наклонившись, застегивают коньки — белокурые кудряшки рядом с темными косами. Теперь, когда он знал Сью-Линн лучше, она уже не так походила на Лисс. Разве что сзади — темными волосами и изящным изгибом талии. Маленькая Энн рассказала, что Сью-Линн была замужем и развелась. Рядом с ней Маленькая Энн со своими кудряшками и детским курносым личиком выглядела не оформившейся. Сью-Линн называла ее деткой и дорогушей. Разница между Сью-Линн и Маленькой Энн, казалось, увеличивала разницу между ним самим и Марио — словно они были просто двумя отдельными парами, мало в чем схожими, шумно возящимися на полу. Маленькая Энн хорошо каталась; они легко кружились и пересекались, поворачивали, быстро скользя, нагибались и устремлялись вперед, как пара ласточек. Томми смотрел, как Марио, держа скрещенные руки Сью-Линн, льнет к ней, как они, ловко лавируя между людьми, выписывают в центре катка затейливые фигуры.

— Выскочка, — заметила Маленькая Энн. — Она и в номере точно такая. Всегда в центре внимания.

Томми подумал, что Марио и не думает ее останавливать. Глянув на него снова, Маленькая Энн сказала:

— Марио хорошо катается, правда? Он танцор?

— Ага. Зимой преподает в балетной школе.

— Так я и думала. Это видно по тому, как он держит руки. Я тоже иногда хожу в балетную школу зимой. Хороший способ сохранить форму.

Они вчетвером встретились в углу, и Марио протянул руки к Маленькой Энн.

— Меняемся?

Маленькая Энн, вспыхнув румянцем, приняла предложение. По сравнению с грацией Марио она выглядела почти неуклюжей и очень маленькой. Томми, чувствующий себя в равной степени неловким и слишком юным, остался наедине с вежливой, сразу заскучавшей Сью-Линн. Вместе они чинно кружили по катку в полном молчании.

Домой Томми вернулся злой до предела, замерзший и внутри и снаружи, в то время как