в свободное время. Маме же не было никакого дела до работы Томми, зато его досуг подвергался тщательному присмотру. Томми, привыкшему, что он сам себе господин, если дело не касается манежа, приходилось тяжко.

Одно радовало: поговорив с Анжело, Том Зейн вручил сыну ключи от машины и позволил сидеть за рулем, сколько влезет. К тому же зрение отца больше не подходило для этой работы. Томми привык к прицепленному позади автомобиля тяжелому трейлеру и смирился с требуемой невысокой скоростью. Порой в переездах между городами к ним присоединялась Маленькая Энн. Мать, которая знала девушку с младенчества, с готовностью приняла ее статус подружки сына, держалась с ней соответствующе, и понемногу даже Томми начал воспринимать эту мысль, как должное. Между представлениями Томми и

Энн вместе делали покупки. В местечках возле больших городов, где клоуны и театрализованные номера пополняли запас грима и необходимых мелочей, их часто посылали за покупками, и оба поднаторели в работе с костюмами и реквизитом. Тем августом они почти каждое воскресенье ездили в кино, однако хотя Томми держал девушку за руку и с удовольствием гладил крепкие обнаженные плечи, ужасное напряжение больше не возвращалось. Целуя ее на прощание, Томми чувствовал лишь восхищение и расположение.

Цирк Ламбета закончил гастроли по Арканзасу и направился в обратный путь — через Луизиану и Техас. Во вторую неделю августа Маленькой Энн исполнялось шестнадцать, а Элен Бреди — пятнадцать, и Бесс Зейн устроила для них один на двоих праздник. Присутствовали только дети — вплоть до трехлетних — но Томми все равно понравилось. Перед вечерним представлением они, сидя на ступеньках трейлера, дожевывали торт.

— Мама пообещала, что на следующий год можно будет сделать взрослую вечеринку. Придешь в качестве моего парня, Томми?

— Я даже не знаю, останемся ли мы с Ламбетом в будущем году.

— А я и забыла, что ты теперь с Сантелли. Мама-то пока остается, но она сказала, что я могу попробовать себя в каком-нибудь большом цирке, когда мне будет восемнадцать. Правда, на самом деле она хочет, чтобы я осталась тут. Она говорит, молодой девушке одной в большом цирке трудно.

— Наверное, она права, — согласился Томми, вспомнив Стеллу.

— Чего я действительно хочу, так это танцевать в кино. Только тысяч десять девушек, должно быть, хотят того же самого. Наверное, где родился, там и пригодился.

Доев торт, Энн бросила крошки собаке, жадно рыскающей вокруг стоянки.

— Пойдем, уберем все, а потом будем собираться на представление… Эй, а там что такое?

Возле трейлера Сантелли собралась кучка людей. Радио внутри было включено на полную громкость. Энн и Томми подбежали к толпе, и Энн спросила у Анжело, стоящего с краю.

— Что там? Что случилось?

— Шшш, — велел тот. — Кажется, война кончилась или что…

— Еще не кончилась, — возразил появившийся из трейлера Том Зейн. — Просто на японцев сбросили какую-то супербомбу. Атомную или как там ее. Такую большую, что можно уничтожить весь остров.

— Так им и надо, — заметили из толпы.

— Не говори так! — вскрикнула одна из женщин. — У меня там сын в лагере для военнопленных. Если они бомбят его…

Из трейлера, покачивая головой, вышел Папаша Тони.

— Страшное дело. Но я слышу сигнал к представлению. Война там или не война, а надо выключать радио и идти.

Он зашагал к грузовику, и люди начали расходиться. К Маленькой Энн и Томми подошел Марио.

— С Днем рождения, Энн. Хорошо повеселились?

— Очень! Тетя Бесс испекла замечательный пирог, и подарки мне понравились.

Как ты узнал, что мне нравится английское лавандовое мыло?

— Спросил у Марго, как же еще.

Но вид у Марио был отстраненный и хмурый.

— В чем дело, Марио?

— Плохо, что все это случилось на твой День рождения… эта бомба и все остальное. У меня такое чувство, что эту дату запомнят надолго. Как День перемирия.

— Из-за какой-то там бомбы на япошек? — удивилась Маленькая Энн. — Ладно тебе!

— Это не какая-то там бомба. Они сбросили одну бомбу на японский город, Нагасаки, и весь город исчез с лица земли. Всего одна бомба — и, говорят, погиб миллион людей. Это больше, чем видел цирк Ламбета за пятнадцать лет. А вторую бомбу сбросили на другой город… кажется, Хиросиму. И еще миллиона людей нет. Всего две бомбы. Ты можешь это представить?

— Ну, они бомбили нас на Перл-Харбор.

— Да, но те две бомбы убили больше людей, чем все наши армии, вместе взятые. Мужчины, женщины, дети, старики… В тех городах вообще ничего не осталось. Только выжженные дырки в земле.

По дороге к грузовику Томми спросил:

— Думаешь, это конец войны?

— Должен быть, — откликнулся Марио и замолчал.

Только возле самого грузовика он добавил:

— Не говори об этом с Папашей, ладно? Он считает, что войны приходят и уходят, а представление отрабатывать надо.

— Конечно.

И Томми принялся натягивать трико.

Позднее, во дворе, к ним подошел Джим Ламбет.

— Слыхал новости? Про бомбу?

— А кто их не слыхал, — отозвался Марио.

— И что ты думаешь?

Но парень не повелся. Он только сказал:

— Ну, если война закончится, может, в этом сезоне нам удастся достать новые покрышки.

— Точно, — сказал Ламбет. — А заодно нормальных рабочих, вместо мальчишек и старых пьяниц.

С холодным неподвижным лицом Марио смотрел ему вслед. На Томми, у которого в ушах все еще звучали слова о бомбежке, вдруг обрушилась вся реальность происходящего. Прежде война была для него чем-то далеким, проявляющимся лишь талонами, отсутствием сладостей в магазинах и ограничениями на бензин.

— Марио, — позвал он через минуту. — Бомбы в самом деле убили два миллиона людей?

Не глядя на него, Марио ответил:

— Вряд ли