от дыма и морщились, но после холодного ветра на реке погреться у огня было приятно.

– Мы не найдем, – поправил ее Хавстейн. – Без тебя. Ты дальше Силверволла шагу не сделаешь. Я пообещал отцу.

– Если я не найду их ни летом, ни зимой, то придется возвращаться в Хольмгард, – ответил ей Бер. – Тогда нужно будет, как говорится, взять ложку в другую руку.

– Что это значит? – Вефрид широко раскрыла глаза.

– Едва ли Игморова братия хочет всю жизнь провести где-нибудь в лесах, – уверенно сказала Правена, уже об этом думавшая. – Они не такие люди, всю жизнь жить ловлей не станут. Они родились и выросли при княжьем дворе, гридьба – их род. Они еще портков не носили[35], а уже спорили, кто из них с большей славой умрет за князя. Рано или поздно они потянутся снова туда, в Киев, к Святославу. Святослав – их солнце, их удача и доля, они без него не могут жить. Если мы не настигнем их, пока след не остыл, останется сесть в засаду и подстерегать их там, куда они уж верно придут сами, – возле Святослава.

– И ты… вы поедете в Киев?

– Пока не знаю, – ответил Бер. – Кому-то из нас зимой уж верно придется туда ехать, чтобы узнать, не появились ли они уже там, и рассказать Мстиславу Свенельдичу, чего мы тут сумели сделать и узнать.

– Кто же поедет?

– Я хочу, чтобы поехала Правена. – Бер взглянул на молодую женщину. – У нее в Киеве родители и сестры. Ей бы стоило перебраться к ним жить, только забрать дитя из Выбут.

– А как же Ута? – воинственно ответила Правена. – Ты думаешь, я ее брошу одну? У нее никого не осталось – Свенельдич забрал в Киев всех ее детей, даже Витянку! Когда они с Эльгой приезжали и привезли Малушу, Витянке пятнадцатое лето шло, и он увез ее вместе с Велерадом и Свеном, чтобы выдать замуж в Киеве. С Утой только Улеб и оставался. Она ради него одного и жила. Потом появилась я, у нас дитя родилось… Если я уеду и дитя увезу, с кем она останется? От тоски истает в первую же зиму. И без того ей мало счастья-доли выпало. Только и радости в жизни было, что дети. Никого ей не оставили…

– Ты сможешь потом вернуться к ней, если так хочешь. Но тебе будет удобнее, чем мне или кому другому, разведать в Киеве… Алдану надо к своим детям возвращаться, да у него в Киеве и нет ничего. А если вдова вернется к родителям, никто не увидит в этом ничего такого, понимаешь? Если приеду я – люди Святослава сразу поймут, по какому делу я тут.

– Это может быть опасно! – вырвалось у Вефрид.

Тут же она смутилась, не показала ли себя трусливой и не выдала ли, что благополучие Бера ее волнует.

– Может… – с сомнением сказал Алдан. – Но в Киеве у нашего дела будет самый сильный союзник, какого только придумаешь.

– Мстислав Свенельдич? – спросила Вефрид.

Из разговоров своих новых знакомых она уже знала, что этот человек пользуется в Киеве величайшим влиянием.

– И он, но не только. Я говорю о самой княгине. Улеб ведь был племянником Эльги, и она его любила. Его убийства она не простит никому.

После этих слов все замолчали. Это «никому» прозвучало уж очень многозначительно – или так показалось Беру, уже знавшему, кто в этой саге Локи – истинный виновник гибели Бальдра. В мыслях теснили друг друга надежда на помощь киевской княгини, страх раздора между ней и ее сыном, рисовались неоглядные дали, которые ему, быть может, придется пройти.

– О боги! – сказала вдруг Правена, и все посмотрели на нее. – Вы говорите, это Один… этого хотел он… Ты говорил, что его замыслы простираются на несколько человеческих жизней, – она повернулась к Вальгесту. – Что если Один этим убийством и раздором пытается наказать Эльгу за то, что она перешла к Христу в Царьграде…

У Бера вытянулось лицо от изумления: такое ему раньше не приходило в голову. И все снова замолчали, думая, как малы и бессильны люди перед замыслами спорящих богов. Но именно людям приходится осуществлять эти замыслы, зачастую не зная о том, тратя на это свою и без того короткую и такую хрупкую жизнь.

Глава 3

Утром Хедин с обоими сыновьями уехал в поля – следить, как идет жатва, чисто ли жнут, хорошо ли вяжут снопы. Требовалось проверить каждую делянку и решить, как ее убирать, серпом или косой, а для этого глядеть и на высоту ржи, и на спелость зерна, и на влажность. Неверный выбор мог погубить часть урожая, и требовался пристальный хозяйский глаз. Сжатые делянки пора была заново пахать под озимый сев, и когда рук не хватало, сам хозяин брался за рало. Эльвёр с дочерьми осталась дома, ей хватало дела здесь: следить, как служанки доят коров и коз, как делают сыр и масло, потом обойти огороды, где зрели морковь, репа, капуста, росли лук, чеснок, бобы, распределить женские работы. Только после полудня она наконец села возле Вефрид с шитьем в руках, чтобы с ней поговорить. С нею были две дочери: Астрид восемнадцати лет и Ульвхейд – тринадцати; два брата по возрасту располагались между ними.

– Я вот все думала, – начала Эльвёр, – не сбежала ли ты из дома, ши удор[36]?

– Сбежала, я? – Вефрид засмеялась. – Но зачем?

– Не знаю, не знаю… – Эльвёр посмотрела на нее со значением. – Когда в доме вдруг появляется молодой гость хорошего рода, у девушки могут появиться такие мысли…

– Молодой гость? – Вефрид от растерянности прикинулась, будто не понимает.

– Удыр[37] уже болтают, что к вам в Видимирь приехал внук Олава – Берислав, из Хольмгарда, мы звали его Берси, когда он был маленьким. Это правда? Не бойся, расскажи мне все. Берислав сын Тородда ведь мне родич, ты знаешь? Двоюродный брат, моя мать была сводной сестрой его отца, на много лет его старше, и когда я вышла замуж, Берси едва ходить учился. С тех пор я его не видела, но ваши люди говорят, он молодец хоть куда.

– О! – Вефрид растерялась еще сильнее, хотя похвалы Беру ее внезапно порадовали и вызвали лестное чувство, будто хвалят ее саму. – Но как бы я могла… со мной правда едет Хавстейн, но они задержались, а меня послали вперед…

– Они? – Эльвёр взглянула на нее, оторвав взгляд от шитья. – Они же едут сюда вместе –