всех мелочах, и каждая его черта казалась ей прекрасной. Думать и говорить о нем было приятно, и это помогло смягчить беспокойство, не слишком ли много она выболтала поневоле.

* * *

К обеду домой вернулся Хедин хёвдинг, и Эльвёр немедленно передала мужу странные новости. Его дочери вместе с Вефрид к тому времени ушли за малиной; когда девушки вернулись, он велел привести к нему племянницу.

– Если ты, милая, сбежала из дома ради молодого Тороддова сына, – улыбаясь, начал Хедин, – то я не вижу в том беды. Тородд хороший человек, и я буду рад с ним породниться. Он ведь еще жив?

– Да, Берислав говорил, что отец его жив. Он живет в Смолянске на Днепре. Только я вовсе не сбежала.

– Но расскажи мне, что за болтовня про дурных людей из Киева, которые нанялись ко мне работать. Ты говоришь про Гуннара, Завида и Горяту? По ним сразу видно, что они куда больше привычны к серпам валькирий[38], чем к обычным!

– Их зовут Игмор сын Гримкеля, его брат Добровой и еще Красен, он их зять. Не знаю, какими именами они назвались здесь. Но Орма зовут Градимир.

– Гримкеля? – Хедин подался к ней. – Если они из Киева – это не тот Гримкель Секира, который был сотским Ингваровых гридей в пору войны с греками?

– М-м, может быть, и тот, – с сомнением ответила Вефрид. В пору войны с греками ее не было на свете, но о Гримкеле Секире вроде бы Алдан и Правена упоминали. – Это надо спросить у Правены, она очень хорошо знает их самих, их отцов и прочее. А я…

– Кто такая Правена?

– Вдова Улеба! Она дочь Хрольва, он был другом того Гримкеля.

– Хрольва? Я знавал и Хрольва, это все Ингваровы ближники. Его дочь едет сюда? Постой… Вдова Улеба? Какого еще Улеба? Я знал только одну – это Сванхейд[39]! Он вроде бы не держал несколько жен одновременно.

– Улеб – внук Сванхейд, побочный сын Ингвара.

– Вот об этом я ничего не знаю. Но что его вдова делает в наших краях? Что все это значит, ты можешь толком объяснить?

Вефрид помолчала. Уважение к дяде вынуждало ее что-то ответить, но совсем не хотелось брать на себя пересказ всей этой длинной саги.

– Дядя, прошу тебя, – жалобно начала она, не поднимая глаз. – Подожди немного. Скоро приедут Хавстейн и Бер с его людьми, и он сам тебе все расскажет.

– Что ему здесь надо?

– Он ищет этих людей – которые нанялись к тебе в работники.

– Зачем?

– Это дурные люди. Они совершили… очень злое дело и сбежали.

– Настолько злое, что Тороддов сын бросил Хольмгард и поехал искать их к нам сюда?

– Ну… – Вефрид бросила на дядю многозначительный взгляд, – да.

– Взяв с собой полусотенную дружину?

– Ничего не полусотенную, всего человек пятнадцать! Еще десять – это наши, если считать Фроди и Естанай с их двумя дубинами болтливыми.

Вефрид была почти уверена, что это сыновья Фроди, красуясь перед здешними служанками, разболтали, по какому делу их молодая госпожа сюда явилась.

Некоторое время Хедин думал, потом спросил:

– Это все связано с убийством?

Вефрид промолчала, не решаясь ни подтвердить, ни опровергнуть дядину догадку.

– Ты знаешь их в лицо? – еще помолчав, спросил Хедин.

– Только Орма. То есть Градимира. Остальные не были у нас в Видимире. То есть был еще один, – Вефрид вспомнила про Коля-Девяту, – но он…

– Что – он?

– Ничего…

– Пойдем со мной, – велел Хедин. – Покажешь мне вашего Орма-Градимира.

– Ему нельзя меня видеть! – испугалась Вефрид. – Он меня знает. Знает, что я знаю, кто он такой на самом деле.

– Мне тоже нужно знать, кто он такой на самом деле, ёлс твою овду! И эти трое тоже. Я ведь, как-никак, хозяин в этом доме!

– Дядя, ну, как-нибудь так, чтобы он меня не увидел!

– Хорошо. Встань он там. – Хедин кивнул ей на оконце, выходившее на стену конюшни. – Я велю позвать его и поговорю с ним о чем-нибудь. А ты посмотришь.

– Только не упоминай обо мне!

Посмотрев из-за оконной доски, как Хедин расспрашивает Градимира о качестве сена на Лашмановой пожне, куда тот утром ездил, Вефрид подтвердила: это он. После этого Хедин отослал ее к женщинам в кудо, велев сидеть смирно и не высовываться. С этим она согласилась, но через Естанай передала приказ Фроди с сыновьями ехать назад по Мерянской реке, навстречу Беру и Хавстейну, передать весть: рыбы в верше.

* * *

Вечером, когда работники возвращались с поля, Вефрид не показывалась во дворе, опасаясь, что Градимир узнает ее и выдаст своим товарищам. Бер предупреждал: эти четверо (сколько бы из них ни оказалось в Силверволле) осторожнее волков, и, увидев девушку из Видимиря, не поверят, что ей именно сейчас просто захотелось повидать родичей.

Естанай подтвердила: гонцы отплыли, а значит, через день-два Бер получит желанную весть и уж наверное помянет добрым словом ту, что ее послала. Вефрид легла спать довольная и утром проснулась в хорошем настроении. Еще день-два – и Бер будет здесь, она снова его увидит. Ждать его было и приятно, и мучительно: он приедет сюда, это несомненно, и всего-то через пару дней. Но какими долгими казались эти пара дней, какими скучными были любые занятия, пока его здесь нет!

Вефрид не знала, что на самой заре Хедин велел Береготе позвать к нему четверых киян, нанятых на жатву, Завида с товарищами. Они вышли, слегка встревоженные: вроде все шло гладко, но любое чужое внимание заставляло их беспокоиться и досадовать.

Хедин ждал их под навесом у входа в большой хозяйский дом.

– Мне стало известно, – сурово начал он, не поздоровавшись, – что вы не те, за кого себя выдаете. Мне известны ваши настоящие имена. Ты – Игмор, да? А это твой брат Добровой, и вы оба – сыновья Гримкеля Секиры. Я знавал вашего отца, когда мы воевали с греками.

Игмор и Добровой в изумлении уставились на Хедина: о его давнем знакомстве с Гримкелем они не подозревали, поскольку в пору той войны были малыми детьми, и изумление помешало им отрицать сказанное.

– Гримкель Секира был достойный человек и погиб самым славным образом. Не знаю, что вы натворили, и знать не хочу, но мне не нужно, чтобы у меня в доме жили люди, которых… способные принести сюда кровавый раздор. Это не мое дело, и я не хочу, чтобы оно стало моим. А так неизбежно случится, если… вас здесь застигнут люди, которые вас ищут. А они будут