Только Баракас казался энергичным, но это объяснялосьбеспокойством. Если бы ему пришлось долго поддерживать себя в таком состоянии,это истощило бы его.

Сон не принес Шариссе долгожданного отдыха. Ей снились сны,каких она никогда не видела прежде, и в этих снах было мало утешительного. Водном из них из земли возникла рука и схватила ее, сминая, подобно глине, ипридавая ей все новые и новые ужасные формы. В другом сне они с Фонономобнимались. Это было приятно, и Шарисса знала, что сейчас последует поцелуй. Новдруг его лицо сделалось как морда ящерицы, а он все еще пытался ее поцеловать.Тут она проснулась и больше получаса не могла заснуть — настолько реальнымпоказалось ей это видение.

Были и другие сны, но от них остались лишь неясные воспоминания.Из них она запомнила только одну деталь, но и той хватило, чтобы заставить еесодрогнуться.

В нескольких из этих кошмаров она слышала издевательскийсмех безумного хранителя. Этот смех, похоже, переходил из одного сна в другой.Он вес еще звучал в ушах Шариссы, когда чье-то прикосновение к плечу сноваразбудило ее.

Глаза слепил солнечный свет. Фонон улыбался ей. Он казалсяпосвежевшим, но на лице все еще оставались следы усталости. Шариссе не хотелосьи думать о том, как выглядит она сама. Ее изумляло, что кто-то все еще могнаходить се привлекательной. Если бы сейчас ей дали зеркало, волшебница неудивилась бы, увидев в нем лицо, в сравнении с которым дрейк показался быкрасавцем.

Эльф протянул руку, и Шарисса взяла ее. Фонон помог ей поднятьсяна ноги и сказал:

— Тебя мог бы разбудить или я, или один из них. Я знал, чтоты вес еще слишком утомлена, но подумал, что тебе будет более приятно увидетьмое бледное лицо, чем их металлические маски.

— Гораздо приятнее. — Ей доставляло удовольствиеприкосновение его руки, и она хотела продлить это ощущение. — А есть ли еда?

— Я не потревожил бы тебя, если бы ее не было. — Он указалрукой на две чаши, стоявшие у их ног. Что-то тушеное; блюдо, очень похожее нато, которым кормила ее однажды госпожа Альция. Оно и пахло почти так же хорошо.Тот случай она припомнила потому, что он казался совершенно неуместным, когдаимеешь дело с одним из Тезерени. Иногда трудно было представить, что супругаБаракаса не была уроженкой клана и что не было никакого клана, пока Баракас необъединил вместе родственников и не сплотил их в единственное подлинноесемейство среди враадов. Семейные связи у враадов почти отсутствовали, апонятие клана они знали лишь на заре своего существования. Баракас, однако,сделал так, что к этому понятию больше не станут относиться с пренебрежением —и его супруга помогала ему в этой борьбе. Она — почти в такой же степени, как иБаракас, — помогла сделать Тезерени той силой, какой они стали.

Шарисса надеялась, что с госпожой Альцией ничего неслучилось.

— Где Геррод? — спросила она, пытаясь отделаться от мыслей огоспоже Альции.

Фонон подал ей одну из чаш. Он поколебался, затем ответил:

— Последний раз я видел его с братом. Они покидали лагерь.

«Попытка сделать что-то в связи с болезнью Лохивана?» Другаяпричина ей не приходила в голову. Не все их былые разногласия ушли в прошлое,но общее беспокойство о родственниках свело их вместе — по крайней мере, навремя. Будь это любое другое семейство, волшебница радовалась бы за Геррода. Ав нынешнем положении она надеялась, что он не сделается снова одним из них.

На них легла тень. Они подняли глаза и увидели Тезерени влатах и шлеме.

— Мой повелитель приказал уведомить вас, что скоро мы отправляемсяв путь. Приготовьтесь.

Когда воин отошел, Фонон простонал:

— Я редко столько ездил верхом. Подумать только, когда-то ядумал, что лошадь — это ужасное животное, с которым трудно справиться. Дапросто сесть верхом на одно из этих чудовищ и то хуже.

— А чего ты ожидал? — резко спросила она. Шариссачувствовала необходимость знать все, что только возможно, а Фонон мог снабдитьее этими знаниями. Из всех них только он родился в этой стране.

Его былая веселость ушла, и он стал серьезным.

— Я не знаю, о прекраснейшая дочь враадов. Единственное, чтоможно сказать относительно этой земли, — это то, что она непредсказуема. Ясожалею, но приходится признать, что мы оба в равной степени можем оказатьсяправыми. — Он взял ее за руку. — Мне жаль, что я не могу помочь тебе.

Она сжала его руку и, неожиданно для себя, наклонилась ипоцеловала его. И пока он с изумлением смотрел на нее, волшебница улыбнулась исказала:

— Но ты же помогаешь.

И снова они ехали так быстро, будто отступник-хранитель кусалих дрейков за хвосты. Геррод и Лохиван возвратились как раз тогда, когдазакончились приготовления к безумной дневной скачке; возвратились по одному,как будто отношения между ними не изменились. Шарисса посмотрела на чародея,желая получить какое-либо объяснение, но Геррод лишь надвинул на голову капюшони укутался в свой широчайший плащ. Единственное, что было ясно Шариссе, — этото, что он был еще более обеспокоен, чем вчера.

Когда они выехали, солнце стояло высоко в небе. И опять этобыла безумная гонка, в которой каждый старался не отставать от главы клана.Этот день оказался хуже первого, и Шарисса подозревала, что знает причину. Онабыла уверена, что Баракас снова попробовал телепортироваться к крепости и,конечно же, потерпел неудачу. Тем важнее для них оказывалась необходимостьпокрывать каждый день как можно большее расстояние.

Возможности поговорить не было, но она бросала на Фононавзгляды всякий раз, когда ей это удавалось. Он с едва заметной улыбкой отвечалей тем же.

По другую сторону от нее, за Тезерени-охранником, ехалГеррод, глядя прямо перед собой. Только однажды он направил взгляд на Шариссу,но капюшон настолько скрывал его лицо, что ей показалось, будто она смотрит вневидящее лицо мертвеца. Она отвернулась в сторону — и почти сразу пожалела обэтом; но, когда ей захотелось попросить у него прощения, его внимание уже сновабыло обращено к дороге, лежавшей перед ним.