Дуза, и племя, державшееся ближе к Ксар-Гилане, враждовали. Чтобы избежать ежедневных стычек, они оставили между своими угодьями полосу ничейной земли. Такая договоренность сыграла нам на руку: сплетни здесь распространялись очень медленно, и эти двое о нас еще ничего не слышали.

Как и все кочевники южного Туниса, эти наши гости были бедны; их тощего скота, для которого не находилось достаточного количества пастбищ, едва хватало, чтобы прокормиться. Поселившиеся на севере французы, итальянцы и другие арабы постепенно вытеснили этих скотоводов с плодородных земель, где их предки когда-то жили в полном изобилии. Отсюда возникали резкая неприязнь ко всем людям с севера и застарелые обиды, которые я собирался использовать в своих целях. Али из римской крепости, словоохотливый и идеологически подкованный, как и подобает человеку, считающему себя просвещенным и многое повидавшим, поделился со мной сведениями о местной политике. Я надеялся, что полученной информации будет достаточно, чтобы выстроить деловые отношения с полудикими кочевниками.

Я радушно (насколько позволяли мои средства) принял гостей и попросил их сообщить своему шейху, шатры которого стояли в сорока километрах к юго-западу, что завтра ближе к вечеру нанесу ему визит. За труды я одарил их деньгами: довольно щедро, но не настолько, чтобы раздразнить их алчность (Али рассказал мне, сколько и за что им платят итальянцы). Я дал им понять, что хочу обсудить с шейхом важное и секретное дело, и рассчитывал, что присущая арабам любовь к интригам заставит их держать язык за зубами.

Задуманный блеф я мог провернуть либо на следующий день, либо никогда, поскольку потом у меня кончится бензин, а без машины не получится произвести нужное впечатление и продемонстрировать им важность и секретность нашей миссии. Мои гости, несомненно, обратили внимание на скудость нашего вооружения. Я осторожно намекнул, что мы не выставляем весь арсенал напоказ, и наши общие враги-французы, когда придет время, к своему прискорбию, в этом убедятся. После байки про секретное оружие я отослал их восвояси.

На четвертый день мы выступили пораньше и прошли по следам Тинкера больше тридцати километров, а вскоре после полудня остановились на отдых в трех километрах от источника Эн-бу-Рдаф. Переход по холмистой местности, заросшей кустарником, выматывал людей, а джипы потребляли здесь пугающе много топлива. Все мы выглядели крайне потрепанными и по виду скорее походили на толпу беженцев, чем на молодцеватых военных. Однако наш дух не был сломлен. Весь день за нами на расстоянии неотвязно следовали арабские всадники, но мы лишь теснее смыкали ряды, готовые в любой момент вступить в бой. Те немногие из нас, кто сохранил оружие, занимали места в начале и в хвосте колонны. Мой джип ехал на несколько метров впереди, французский – сзади, то и дело притормаживая, чтобы не обгонять идущих пешком. После полудня на обоих флангах замелькало больше всадников, вооруженных старыми французскими винтовками Шасспо или длинными арабскими мушкетами. Чем многочисленнее они были, тем смелее себя вели. Думаю, только наши спаренные пулеметы на джипах удерживали их от нападения.

На вечернем привале я выяснил, что в баках осталось всего несколько литров грязного бензина. Мы слили всё до капли из французского джипа и заправили мой в надежде, что этого хватит для выполнения миссии. Пора было готовиться к официальной церемонии. Мешок с вещами я всегда держал в своем джипе, а потому от катастрофы у Карет-Али пострадал меньше других; мне даже удалось одеться с некоторым изяществом. Прицепив на пояс пистолет 45‐го калибра, я взял полевой бинокль, компас и пустые подсумки. Юнуса и Абдул Селима, которые сумели спасти не только свое оружие, но и часть вещей, мы тоже одели вполне пристойно. Из всей нашей компании лишь эти двое носили армейские ботинки. Еще я взял с собой Локка в качестве пулеметчика. Он ходил в одних шортах, поэтому, чтобы прикрыть его наготу, пришлось выдать ему мою овчинную куртку и запасную пару походных ботинок, на три размера больше. Я вооружил его томмиганом и автоматическим пистолетом (еще ему удалось сберечь кинжал) и объяснил, в чем заключается его роль. Экипированные таким образом, мы вчетвером отправились к Эн-бу-Рдафу, источнику, возле которого условились встретиться с моими вчерашними гостями. Нашего провожатого изрядно впечатлила собравшаяся нас проводить толпа зевак. У источника, к моему огромному облегчению, я увидел обоих своих посланников. Они забрались в мой джип и показали нам дорогу к шатрам шейха.

Шейх, невзрачный на вид человек с умными глазами и бегающим взглядом, сидел в латаном шатре с откинутым пологом. Когда он поднялся, чтобы поприветствовать нас, я заметил, что он тоже постарался принарядиться. Потертый бурнус был белым и достаточно чистым, хотя его люди ходили в обычных домотканых одеждах, бурых и потрепанных. Я постарался припомнить все светские навыки и максимально растянуть обмен любезностями, с надеждой заметив некоторые приготовления к трапезе. Поскольку наш хозяин и его свита были безоружны, я расстегнул ремень c пистолетом и бросил в джип. Сенусси, не дожидаясь приказа, отдали свои винтовки Локку. Он остался сидеть за пулеметами и молча отвергал все предложения спешиться.

В шатре мы примостились на верблюжьи седла, покрытые овечьими шкурами, – наш хозяин, бедный человек, не располагал ни деревянными скамьями, ни ковриками. Как мы и условились, Юнус устроился рядом со мной, чтобы помогать в разговорах и переводить, если местный диалект окажется мне непонятен. Абдул Селим, морщинистый старик великой мудрости и хитрости, сел среди подданных шейха, чтобы невзначай распространять тщательно продуманные слухи.

По плану мне полагалось внушить хозяину, что я – очень важная персона и своим визитом оказываю ему великое снисхождение. Расчет был на то, что он почувствует себя избранным и загорится желанием узнать цель моего прихода. Ни в коем случае он не должен заподозрить, что я нуждаюсь в его содействии. Придерживаясь этой тактики, пока не подали обед, я ограничился обменом учтивостями и светскими сплетнями. С Юнусом мы заранее отрепетировали наши действия, и теперь он виртуозно мне подыгрывал, а Абдул Селим на заднем плане делал свое дело. Мы долго говорили о разном, но не упоминали цель визита. Я лишь сообщил, что являюсь высокопоставленным немецким офицером, а мои спутники – знатные триполитанские шейхи, и больше ни слова не сказал о наших намерениях, демонстративно игнорируя прямые вопросы собеседника.

На обед нам подали вареную козлятину с кускусом. Мы поели, как требует этикет, в полном молчании. Когда нам полили воду на руки, я попросил шейха закрыть полог шатра и пустить внутрь только самых доверенных лиц.

После этого я перешел к делу. Я сказал,