по меловому дну между утесами, на которых живут Сцилла и Харибда,

– когда жуешь старый влажный картон,

– когда открываешь зубами бутылку и зубы скользят по ней,

– когда прикусываешь фольгу,

– когда внезапно скручивает живот от чего-то острого,

– когда ешь песок, грызешь кусок упавшей колбасы с приставшей к ней пылью, волосами, гравием, ногтем попадаешь по сухому камню,

– когда кажется: больнее уже не будет, но звук боли делается еще громче, ты смиряешься и с ним, а его делают снова и снова громче, и как только тело привыкает, боль усиливается – они придумывают что-то новое.

Я знаю, что они били плашмя ладонью по уху. Но не только.

У меня есть теория, которой я стыжусь, но до встречи с Аном и Мией это был мой способ управления миром. Как вторники. Я называл это именным фашизмом, и он работал без сбоев, но с десятком исключений, подтверждающих правила. Анжелы – глупы. Анны – вертикальные гордячки. Алексеи – подлецы, бойся их. У них всегда за каждым словом второе дно, и они всегда ищут худое в тебе. Хуже Алексеев только параллельные Павлы. Они вонзят скользкий нож тебе в шею и повернут его. Есть, конечно, исключения. Вернее, почти все случаи – исключения.

– Цифры, имена.

Они заходят с тыла, они сладко стелются, как змеи, объевшиеся гниющих тропических фруктов, они закадычно смотрят вам в рот, а когда вы отвернетесь, ссут в него со сладкой улыбкой. Андреи – одинокие самовлюбленные ублюдки. Есть, конечно, исключения.

– Цифры, шифры, имена, адреса информаторов. Скажи, подпиши!

Александры – одно большое ожидание проявления своего величия. Только Георгии, только Михаилы, только – иногда – Дмитрии. Георгии лучше всех, на втором месте Михаилы. Конечно, бывают исключения. Да, еще Петр. Петры, Петра – как правильно? – это хорошо. Даже очень. С ними можно иметь дело. Все они допускают существование другого. Всех прочих бойся. Особенно Павла, особенно Алексея. Эти, с сапогами, Алексей и Павел. Как апостолы, но не совсем. Они исключения. Гар-гор, клан-клон, твар-твор. Исключения: выгарки, изгарь, пригарь, утварь. Бер-бир, дер-дир, мер-мир, пер-пир, тер-тир, блест-блист, жег-жиг, стел-стил, чет-чит. Исключения: сочетать, сочетание, чета.

Они поднимали и тянули.

Надо запомнить: старинный, холстинный, глубинный, целинный, былинный. Зар-зор. Но: зорянка, зоревать. Раненый, но израненный или раненный в ногу. Посажёный отец, названый брат, приданое невесты, конченый человек. Кованый человек, жеваный, плеваный, реваный человек. Ветреный, но безветренный.

У них был полиэтилен и другие простые вещи. Мы неправда не мучайте мы.

Я знаю, что они все время били плашмя ладонью по уху. Но не только.

Потом переставали.

– Цифры, имена скажи.

Я знаю, что они все время били плашмя ладонью по уху.

Потом переставали.

– Крепкий?

– Как будто уже терять нечего.

– Как будто ему уже все пох.

– Видишь, нездоровый какой-то, контуженный, что ли. Мычит.

– Хули ты все время повторяешь. Хули ты все время повторяешь.

Они кричали. Я знаю, что они все время били плашмя ладонью по уху. Но не только.

– Нездоровый какой-то, контуженный. Нос болезненный. Нездоровый какой-то, контуженный. Нос болезненный. Нездоровый какой-то, контуженный. В принципе, он нам на хуй уже не нужный, суженный, суженый, вишенный, веретенный, решай.

3.99

– Ну вот и славно. Осталась только одна мелочь. Вы у нас такой важный гусь, Мартын Филиппович, что снимать вас в кино приехала сама хозяюшка. Герой дня к вашим услугам, Кристина Вазгеновна!

– Алексей Алексеевич, я вас сейчас в темечко стукну, честное слово! Какая я вам Вазгеновна, просто Крис!

Через горы, выросшие у глаз, я увидел Шэрон Стоун. Она быстро превращалась в кого-то, кого я знал: в короткой юбке, положив ногу на ногу, прямо под портретом президента сидит Кристина Спутник. Она встает и целуется с Алексеевым, подставляя ему щеки трижды.

– Так, ну, кто тут у нас? – ее губы убегают с лица вслед за ее словами.

– Вы не поверите, гражданин вас вспоминал.

– Дай приглядеться, ой, знаю я выродка. Чуть меня под монастырь не подвел с пожаром. Дерьма кусок. А я ему работу давала.

– А он рассказал! Угрожал нам! «На “Россию…”, – говорит, – “…всегда” пойду! У меня там, – говорит, – знакомые есть!» Ай-ай-ай, как мы с Павлом Павловичем испугались, обосралися и давай сразу вашей помощнице звонить. Такой сюжет пропадает. Короче, ваш. Заводите свой триллер.

– Спасибо, мальчики. Подснимем материальчики для уличных экранчиков. Отделали вы его, конечно. Но ничего, знаю, как подать. Пятница, на меня наводи, потом на это, – она кивает на меня.

Она прикрепляет маленький микрофон себе на кашне, поправляет крест на груди, сдвигает брови и, глядя в камеру, произносит жирным голосом:

– Ну вот и всё. С блеском закончилась спецоперация спецбригады антиэкстремистского отдела. Обезоружено гнездо вредителей, пособников фашизма. Многие месяцы и годы они подрывали существующие наши с вами спокойствие и строй. Отбирали ресурсы, лишали простых тружеников хлеба. Работали на ложь западных врагов. Так называемые изумрудные, неоднократно нарушавшие медиабезопасность и призывавшие к свержению правительства через хулиганство на радиоканалах, схвачены благодаря умению рук бойцов органов безопасности. Особенно радостно мне (она смахивает слезу), что в поимке врагов России принял участие сотрудник нашего ведомства, нашей «России всегда» (она складывает молитвенно руки и делает паузу). Вот он, встречайте, скромный герой, сообщивший о местонахождении нацистов! Мы гордо сидим с ним прямо на месте событий – в отделении, где содержатся подонки родины! Именно он указал на экстремистское убежище. И поверьте мне, он еще много расскажет нашим спецам.

Она показала на меня. Камера повернулась ко мне.

– Да, выглядит он неважно, – снова камера на Кристину, – подонки-нацисты измывались над ним. Он сейчас только мычит, еще не оправился. Но подвиг его бесценен – смельчак, наш личный инвалид, внедрился в антинародную группу по нашей просьбе. Сперва прикинувшись сотрудником почты, а затем радиотехником, не раз рискуя жизнью, добыл нужные сведения и сообщил куда следует. Что и говорить, есть такая профессия – родину защищать и зачищать (она иронично улыбается). Спасибо, товарищ Мартын! «Россия всегда», да и вся Россия благодарит тебя за твой вклад. Хоть и инвалид, а выполнил все как полноценный! Ура, бояться не нужно ничего. Всё, Пятница, чего замер, глуши мотор.

– Так, ну, мы поскакали. Молодцы, ребята, четко сработали, чо.

– А это куда? – Алексеев показывает на меня.

– Этого? Обморока этого? А чего хочешь, Лешка. Похуй. Пусть Егорыч решает, может, он еще и сгодится для чего.

Она смачно плюет в мою сторону и выходит.

3.99

– Видите ли, Виктор Романович, мы бы рады, да у нас тут на вашего человечка целое дело уже. Сами понимаете. Давно его ведем,