к нему. Прежде он видел в Гереке своего потенциального преемника. Подтверждением может служить тот факт, что Герек был единственным не входившим в «руководящую тройку» функционером, которого Гомулка глубже вводил в круг вопросов, касавшихся отношений с СССР, и регулярно включал в состав польских делегаций, выезжавших в Советский Союз на разного рода торжества и официальные встречи (Герек был на XXIII съезде КПСС, на торжествах по случаю 50-летия Октябрьской революции и пр.). После марта 1968 г. Герек перестал участвовать в мероприятиях, касавшихся польско-советских отношений. Более того, Гомулка намеревался оторвать Герека от его опоры в Силезии и перевести в Варшаву. В качестве своего преемника он, по-видимому, тогда наметил Станислава Кочёлека[697], методично готовя его к выполнению высших функций в государстве.

Сложная внутриполитическая ситуация не уменьшила активности Гомулки в вопросах внешней политики. В конце марта он участвовал в совещании лидеров шести европейских социалистических государств, созванном по инициативе Дубчека, однако не в Чехословакии, а в Дрездене (ГДР)[698]. С чехословацкой стороны в нем участвовали пятеро: Дубчек, Черник, Ленарт, Кольдер и Биляк. Именно на этой встрече Брежнев, заявив об усилении влияния враждебных социализму сил в Чехословакии и наличии в стране элементов контрреволюции, констатировал, что руководство КПЧ не контролирует ход событий. Участники совещания согласились с этой оценкой и указали на опасность, которую создает такое положение для других социалистических стран. Эти вопросы также обсуждались на встрече лидеров пяти европейских социалистических государств (без Чехословакии), которая состоялась 8 мая 1968 г. в Москве. Было принято решение о проведении совместных военных учений в Чехословакии, что отразило качественно новые оценки развития политической ситуации в стране.

Примерно в то самое время через Трепчиньского мне передали задание подготовить краткий обзор советских оценок политической обстановки в Польше на основе анализа публикаций в прессе и в специальных бюллетенях ПАП[699]. При работе я решил использовать также беседы с советскими функционерами и экспертами, с которыми контактировал по разным поводам. Их было довольно много, что позволило мне значительно расширить содержание обзора. Никаких отзывов на подготовленный материал не последовало. Но спустя некоторое время Клишко информировал меня о том, что вместе с Гомулкой они приняли решение направить меня на работу в наше посольство в Москве на должность политического советника. Им хотелось попробовать использовать мой опыт и широкие знакомства в советских руководящих кругах для более глубокого изучения политики СССР, а также продвижения нашей позиции по международным вопросам. С целью помочь мне в реализации поставленных задач они также решили, что будут и впредь использовать меня в качестве переводчика во время их поездок в Москву. Это должно было способствовать расширению моих контактов и создавало возможность сообщать мои наблюдения и мнения непосредственно Гомулке конфиденциально, не прибегая к дипломатическим каналам. Так это позднее и происходило.

Меня это предложение обрадовало, поэтому я начал готовиться к отъезду, запланированному после окончания весеннего семестра в университете. Однако отъезд пришлось отложить, поскольку я был включен в состав участников очередного совещания ОВД, созываемого по предложению СССР в Варшаве в середине июля.

В отличие от предыдущего совещания в Москве на варшавскую встречу делегация КПЧ была приглашена, и, кроме того, планировалось увеличить состав всех делегаций. Руководство КПСС стремилось, с одной стороны, усилить давление на лидеров Чехословакии, а с другой стороны, создать более благоприятные условия для их разобщения. Перед началом совещания выяснилось, что чехословацкая сторона отказалась участвовать, предложив взамен провести серию двусторонних встреч. Вероятно, расчет был на то, что таким образом удастся нарушить единство атакующей «пятерки». Отказ Чехословакии участники совещания расценили как оскорбление, в некоторых делегациях высказывались предположения, что, возможно, будет принято решение о военной интервенции. Когда перед началом совещания кто-то в присутствии Гомулки высказался в таком роде, он остро отреагировал, проворчав, что еще не настало время принимать подобные решения, особенно в Варшаве. Атмосферу подогрело опоздание венгерской делегации. Как оказалось, Кадар перед вылетом в Варшаву решил встретиться с Дубчеком[700].

Открывший совещание Гомулка на правах хозяина первым от имени польской делегации дал оценку ситуации в Чехословакии. Выражая беспокойство из-за усиления негативных явлений (отход КПЧ от принципов марксизма-ленинизма и трансформация ее в партию социал-демократического типа, нарастание контрреволюции и настроений мирного перехода от социализма к капитализму), а также других изменений, которые могли нарушить соотношение сил в Европе в невыгодную для «социалистического лагеря» сторону, Гомулка в известной степени суммировал мнения, высказанные на предыдущих совещаниях. При этом он не давал каких-либо рекомендаций по противодействию данным процессам, а только кратко констатировал: нельзя допустить, чтобы в Чехословакии победили тенденции, неблагоприятные для дела социализма.

В отличие от Гомулки, Янош Кадар начал свое выступление весьма эмоционально. Рассказывая, что во время состоявшейся накануне беседы Дубчек и Черник жаловались на свою беспомощность, Кадар и сам начал сокрушаться. Более посвященные лица из окружения Брежнева позднее считали, что это была игра, призванная сокрыть истинную позицию Кадара. Следуя своей роли главного посредника между советской и чехословацкой стороной, он убеждал Брежнева и хорошо ему знакомого с 1956 г. Андропова в необходимости острого реагирования, а чехам старался внушить, что лишь твердое сопротивление сможет защитить их от советской интервенции. В Москве подозревали, что Кадар, действуя подобным образом, стремился избавиться от имиджа единственного в соцсодружестве лидера, привезенного на советских танках. Анализируя обстановку в Чехословакии, Кадар констатировал, что венгры оценивают ее так же, как и Гомулка, но наблюдаемым явлениям дают другие названия. Практические предложения он облек в форму загадочного пожелания, чтобы в Чехословакии появилась марксистско-ленинская сила, которой следовало оказать полную поддержку.

Сурово оценил ситуацию в Чехословакии Вальтер Ульбрихт. Однако свои практические предложения он свел к необходимости интенсифицировать контакты с чехословацкой стороной (обращение с совместным письмом, беседы и требования отстранить от власти контрреволюционные и реакционные элементы). Один только Тодор Живков, усомнившись в наличии в Чехословакии способных реализовать рекомендации «пятерки» сил, заявил, что имеется единственный выход: решительная помощь (т. е., переводя на обычный язык, военная интервенция) стран-участниц Варшавского договора.

Выступая в конце пленарного совещания, Брежнев безоговорочно поддержал данную Гомулкой оценку ситуации в Чехословакии. Он много говорил о необходимости решительных действий, но адресовалось это внушение в первую очередь отсутствовавшим на совещании чехословакам. Брежнев подчеркнул право и обязанность соцстран оказать им помощь, но обусловливал это либо обращением чехословацкой стороны с соответствующей просьбой, либо реальной угрозой социализму, вынуждающей к интервенции. Он также рекомендовал продолжить поиск в КПЧ «здоровых сил», способных вести борьбу за возвращение партии руководящей роли. Брежнев счел целесообразным направить КПЧ очередное письмо от имени участников совещания, а