– Какой вздор! Вы мой старинный друг...

– Все равно. Мне, знаете ли, практически не приходилосьбывать на таких... приемах, – честно признался Мазур. – Вот и не хочуей мешать, по-моему, ей весело и без моей персоны.

Донья Эстебания покрутила головой с видом полнейшегонеодобрения и вдруг цепко взяла за рукав с таким видом, словно собираласьнемедленно куда-то поволочь:

– Влад, а почему бы вам на ней не жениться?

– Мне?

– Пресвятая Дева Сантакрочийская, ну не Эрнандо же! Отчеговы так изумились? Я вижу, как вы на нее смотрите. Видела, как она смотрит навас. Вы уже не беззаботный юноша, а Ольга – не романтичная девчонка, только чтовыпорхнувшая из монастырской школы. Простите за вульгарность, но вы навернякауспели изучить друг друга во всех необходимых смыслах... Так в чем же дело?Надеюсь, у вас в России нет печально ждущей супруги с выводком ребятни? Вотвидите. Она – прекрасная партия.

– Вот только я голодранец.

– Ну, не прибедняйтесь. То, что у вас нет состояния илинедвижимости, еще ничего не значит. В конце концов, вы – полковник военногофлота, следовательно, занимаете определенное положение в обществе, вас никакнельзя посчитать юным жиголо или нищим студентом...

Бесполезно ей что-либо объяснять. Дело даже не в том, чтополузабытая, заросшая паутиной питерская квартирка Мазура раза в три поменьше,чем кирпичная сторожка у ворот асиенды. Есть еще масса нюансов, которыеиностранка понять не в состоянии. Для нее-то каперанг военного флота – фигура свесом, и не объяснишь, что есть страны, где все с точностью до наоборот. Ничегоне объяснишь. У них были свои инфляции-девальвации, кризисы-провалы – но вот зд е с ь с Егоркой Гайдаром за нечто, подобное раскулачиванию всей страны(сиречь превращение вкладов в пыль), поступили бы решительно. Есть все-такисвои прелести жизни в этой стране, где существует стойкая и давняя традиция –при нужде министрами, генералами, а то и президентом без особого почтенияукрашают фонарные столбы главной авениды столицы. Им не понять нас, потому чтонормальный человек, узнав о нашей жизни подробнее, непременно решит, что егоразыгрывают... З д е с ь есть вещи, за которые министров и президентовпрямо-таки автоматически вешают, а вот нам до столь райских денечков вряд лидожить...

– Наконец, я иностранец... – промямлил он.

– Тем более – глупости. Я знаю одного испанского капитана,он вышел в отставку у себя на родине, принял наше гражданство и давно ужеполучил военный фрегат... Хорошие специалисты везде пригодятся. Что тут думать?Хотите, я с ней поговорю? Я на своем веку с полдюжины нерешительных парочекпоженила, клянусь Мадонной...

– Нет, не нужно, – сказал Мазур в некоторомрасстройстве чувств. – Я сам... я... В общем, я подумаю и как-нибудьсправлюсь сам...

– Ну, смотрите. Ловлю на слове, и попробуйте только потомпойти на попятный... – Донья Эстебания погрозила ему пальцем и направиласьк своему очередному избраннику.

Мазур остался у стола, благо запасов спиртного хватало. Онвсе сильнее чувствовал себя Золушкой – стрелка уже почти доплелась до роковойцифры, скоро начнут бить часы, и пышное платье обернется мешковиной, карета –тыквой, шмыгнет в темный угол вновь ставший крысой кучер, и никакая фея напомощь не придет...

– А где труп?

Он обернулся. Ольга рассматривала его с наигранным ужасом:

– Нет, на первый взгляд жив и даже пытается пить спиртное...

– А почему это мне следует быть мертвым? – спросилМазур, изо всех сил стараясь не ляпнуть какую-нибудь грубость, Ольга-то ни вчем не виновата...

– Подошла донья Эстебания, – безмятежно сказалаОльга, – и с ходу заявила, что я, по ее мнению, веду себя, какбесчувственная кукла – пляшу с посторонними, кокетничаю... в то время какчеловек, который давно и безнадежно от меня без ума, впал в самую чернуюмеланхолию, вот-вот застрелится прямо на публике, и я, бессердечная, буду вовсем виновата... Примерно так. – Она подошла ближе и пытливо заглянула вглаза: – Влад, я, правда, не могла и подумать... Я решила, ты здесь опятьрешаешь какие-то дипломатическо-шпионские дела, и добросовестно пыталась ненавязываться... Правда. Ты на меня сердишься?

Не мог Мазур на нее сердиться – на себя следовало сердитьсяв первую очередь, на свою нескладную жизнь...

– Глупости, – сказал он решительно. – Нашаэнергичная хозяйка привыкла вмешиваться решительно во все, королевой себячувствует... А уж думать и решать за других...

– Ну, вообще-то, она славная... с т а р у ш к а, –прищурясь, протянула Ольга. – Пойдем танцевать? После такой выволочки я оттебя и не отойду. Надо было сразу сказать, что ты сегодня не р а б о т а е шь... Кто вас поймет, шпионов? Я тоже шпионка, промышленная, как ты помнишь, ноэто же совсем другое...

– Да какой из меня шпион? – в сердцах сказал Мазур.

– Действительно. Сколько тебя знаю, ни одного военногообъекта не попытался сфотографировать, и зажигалка у тебя самая обыкновенная,без ножа или бомбы, даже скучно... Пошли?

И решительно ухватила его под руку. В опасной близостивозник пошатывавшийся фанат военно-морской истории, и Мазур побыстрееретировался, подхватив Ольгу, поближе к круглой эстраде. На сей раз музыкагораздо более походила на то самое незатейливое танго, восемь смуглых ребятоглашали окрестности нескончаемым гимном вселенской печали, рыдающей тоски.Казалось, от этой песни все вокруг должны были упасть на колени и зарыдать. УМазура, человека непривычного, временами морозец пробегал по коже, но остальныедержались не в пример спокойнее, правда, у танцевавшего рядом сеньора повислана седых усах хрустальная слеза, но он выпил столько, что удивляться тутнечему...

Ольга, прижавшись и закинув руки ему на шею, неотрывносмотрела в лицо.

Eres linda у hechicra,

Como el candor de una rosa,

Como el candor de una rosa...

«Рехнусь, – подумал Мазур, каждой клеточкой ощущая подтончайшим бархатом гибкое, сильное тело. – Точно, рехнусь. Этонеправильно, так нельзя, наше дело незамысловатое: пришел-прикончил-отступил,вынырнул-взорвал-уплыл, всю жизнь мы занимались только этим, и не гожусь я длят а к и х декораций и т а к и х сложностей, совершенно не мое, что ж теперьделать-то?»

– Como el candor de una rosa... – промурлыкала Ольгаему на ухо, покачиваясь в его объятиях с расслабленной покорностью. – Это«Малагуэна». Душещипательное признание отчаянно влюбленного юноши, он хотел бывечно глядеть в глаза своей волшебнице, прекрасной, как невинная роза... –И тихонько фыркнула: – Милый, ты можешь мне объяснить разницу меж невинной ибеспутной розой? Как ни стараюсь, не получается... Можешь?

– Нет, – сказал он, тяжело переводя дыхание.

– А ты попытайся. Пойдем, вдруг да тебе удастся объяснитьмне разницу... – Ольга отстранилась, взяла его за руку и решительно повелак особняку. – Мне это, с позволения сказать, веселье уже успело наскучить,ничего особенного. Да вдобавок тот, с которым я танцевала токамо, сталраспространяться на лошадиные темы – мол, у него есть три друга, которыепрекрасно ездят верхом и будут только рады проехать вблизи нашего поместья...