Она улыбнулась, но ответ услышать не успела: в этот момент бальный распорядитель пригласил всех на полонез, и Элизабет обернулась, ища взглядом Энтони. К счастью, первый танец паре полагалось танцевать вместе, и Элизабет могла не опасаться конкуренции за свое согласие.

— Лиз! — раздался над ухом его чуть запыхавшийся веселый голос, и Элизабет не сдержала счастливой улыбки. Какие бы проблемы ни тревожили ее близких, а сегодня был их с Энтони праздник, и Элизабет хотела выбрать его радость до дна.

— Все ли вы дела с лордом Артмутом обсудили? — лукаво спросила она, подавая Энтони руку и следуя за ним к выстраивающимся в колонну парам. — Или оставили что-нибудь на будущее?

Энтони, уже привычный к ее шутливому тону, лишь не менее лукаво поклонился.

— Граф с пристрастием расспрашивал меня о жизни сына, требуя объяснить, по какой причине тот сегодня отсутствует на балу, — то ли всерьез, то ли нет ответил он. — Пришлось выгораживать этого юного гордеца, не способного смириться со своей вынужденной хромотой.

— Разве Джозеф хромает? — удивилась Элизабет, занимая свое место позади леди Артмут, которой вместе с мужем надлежало стать ведущей парой. — Я ни разу за ним такого не замечала.

— Знали бы вы, чего ему это стоит, — покачал головой Энтони. — Дома потом еле ноги волочит. Надеюсь, однажды он научится сохранять устойчивость без особых усилий, но вот танцы ему точно не по зубам. И вряд ли когда-нибудь будут.

Элизабет сочувственно вздохнула, не зная, что сказать в поддержку несчастному Джозефу. Энтони тут же поднес ее пальцы к губам.

— Не расстраивайтесь, душа моя! — попросил он. — Сегодня я хочу видеть на вашем личике лишь улыбку и обещаю больше не тревожить вас грустными рассказами.

— Рядом с вами мне не страшна никакая грусть! — живо заверила любимого Элизабет. — Тем более теперь, когда я имею полное право называть себя вашей невестой. Ведь даже лорд Артмут одобрил ваш выбор, а значит…

Прозвучавшие фанфары не позволили ей закончить. Элизабет пожала плечами и вытянула вперед руку, устраивая ее поверх руки Энтони, однако тут же недоуменно встрепенулась. Вместо всем известной торжественной мелодии музыканты вдруг заиграли быструю веселую песенку, напоминающую южные мотивы.

Элизабет недоуменно взглянула на Энтони и с удивлением заметила его обозначившиеся желваки.

— Тарантелла! — с силой выдохнул он, и Элизабет наконец узнала народный итальянский танец, столь популярный среди тамошней бедноты.

В том, что это было сделано нарочно, Энтони не сомневался ни секунды. Как не сомневался и в имени того, кто мог затеять подобную подлость. Лишь один человек из пятидесяти в этом зале был его врагом, и Энтони сжал кулаки, уже зная, что последует дальше, и лихорадочно пытаясь придумать, как оградить Элизабет и ее близких от нависшего позора, связанного с его происхождением. И понимал, что такого способа не существует. Даже если Энтони падет на колени и прилюдно признается, что скрывал свою тайну от будущих родственников, все равно это испортит бал и скажется на репутации дорогих ему людей.

И ведь знал же, что Ходж станет мстить, и все равно смалодушничал, слишком сильно желая танцевать со своим ангелом. И вот теперь придется расплачиваться!

— Энтони… — обеспокоенно прошептала Элизабет, заметив, как он побледнел, и догадываясь о причине. — Пожалуйста, вы не виноваты…

Музыка стихла так же неожиданно, как и началась. По-прежнему стоявшие попарно гости в удивлении переглядывались и искали взглядами хозяина Ноблхоса, однако Томас Уивер и сам казался озадаченным не меньше других. Лишь бальный распорядитель был абсолютно спокоен.

— Эта мелодия была сыграна во славу одного человека, к которому нынешний день имеет самое непосредственное отношение! — возвестил он, и Энтони невольно подался вперед, готовый по его приглашению выйти из колонны и попытаться хоть как-то сгладить грядущее впечатление. Однако распорядитель даже не посмотрел в его сторону. — Сегодня день рождения великого итальянского композитора — Никколо Паганини, и только что прозвучавшая музыка — это его знаменитейшая Тарантелла!

Элизабет захлопала первой, призывая своим примером поблагодарить распорядителя за сюрприз и сгладить возникшую неловкость. За спиной ее немедленно поддержали отец и Черити, и постепенно весь зал отдал должное незабвенному гению Паганини. Гости снова расслабились, а зазвучавший следом полонез и вовсе вынудил их позабыть об этой ничего не значащей шутке.

Чего нельзя было сказать об Энтони. Напряженный, сосредоточенный, он явно ждал нового подвоха, и, как Элизабет ни старалась его упокоить, ей это не удавалось. Впрочем, в приводимые ему доводы о злосчастном совпадении она не верила и сама: уж слишком хорошо знала кузена и его отношение к более удачливому сопернику. Эшли сделал вид, что смирился, но поверить в это могла лишь глубоко наивная девица, к коим Элизабет никогда не относилась.

— Клянусь, я сверну этому шутнику шею, если ему хватит дурости опорочить вашу семью! — уже в конце танца угрюмо пообещал Энтони. Элизабет воспользовалась подходящей фигурой, чтобы пожать ему руку.

— Я буду выступать свидетелем вашей защиты, Энтони, — пообещала она, вернув наконец его губам улыбку. Он поблагодарил Элизабет за доверие, а она выразила надежду, что на этом фантазия Эшли исчерпала себя. Однако ее надежде не суждено было сбыться. Едва музыка закончилась, пропускавший полонез кузен немедленно подошел к мисс Уивер. Ловко оттеснил Энтони и склонился в приглашении на следующий танец.

Еще не остывшая от его дерзости Элизабет собиралась было отказать, сославшись на то, что обещала и второй танец любимому, но Эшли, не дожидаясь ее ответа, протянул миниатюрную книжечку, украшенную перламутром, в которой Элизабет узнала свою пропажу.

— Согласно списку, кузина Лизбет, ты же не станешь от него отрекаться? — с самой что ни на есть любезной улыбкой ответствовал Эшли, и Элизабет, предчувствуя беду, выхватила у него бальную карточку, открыла ее на первой странице.

Эшли не лгал: его имя значилось напротив грядущей кадрили. Но это было полбеды. Элизабет лихорадочно просматривала заполненные фамилиями строчки, но нигде не находила имени Энтони, постепенно догадываясь о новой подлости кузена.

— Ты!.. — выдохнула она, не представляя, как объяснить любимому очередную несправедливость. — Эшли, это ты все подстроил?

— Ну что ты, кузина Лизбет, — сделал самое невинное лицо тот. — Я увидел твою книжицу на столике для виста и с радостью обнаружил в ней столь часто повторяющееся собственное имя. Мне было весьма приятно узнать, что ты столь высоко ценишь мое умение танцевать, а отличие, очевидно, от сомнительных умений своего жениха. Но если это какая-то ошибка, я готов уступить свое место твоему избраннику. Правда, в этом случае, боюсь, тебе придется объясняться и с другими кавалерами, и вряд ли дядюшке такие твои действия придутся по душе.