Элизабет затравленно обернулась к Энтони. Понял ли он, что произошло, она не знала. Что теперь ей делать и как не обидеть его в столь важный день, не имела представления. И только со страхом ждала следующей секунды, когда придется наконец хоть что-то сказать.

— Энтони… — беззвучно выдохнула она, готовясь к худшему. Однако он, будто не замечая Эшли, взял Элизабет за руку, развернул ее к себе и нежно коснулся губами ее пальцев.

— Это не последний наш с вами бал, — глядя ей в глаза, улыбнулся он, тем самым извиняя и принимая случившееся. И обещая куда как более спокойное и радостное будущее — именно то, в чем Элизабет сейчас больше всего нуждалась.

Она накрыла их сомкнутые руки второй рукой и не выпускала до тех пор, пока не раздались первые аккорды кадрили. После этого Энтони поклонился и, не глядя на то, как Ходж обнимет его ангела, направился к стоявшей в стороне Ребекке. Не знакомая ни с кем, она пропустила полонез, а ведь, пожалуй, именно Энтони надлежало представить ей возможных кавалеров, тем более что пришла она сюда ради него и его невесты, смирившись с отсутствием Николаса и возможным его непониманием из-за этого.

— Окажете мне честь, мисс Флетчер? — поклонился он невестке. Она, чуть поколебавшись, кивнула.

— Только я очень давно не танцевала, мистер Рид, — соблюдая этикет, назвала она его официальным именем. — Как бы мне не оказать вам дурную услугу своим согласием.

— Это совершенно невозможно! — улыбнулся он, увлекая ее в круг.

Падекатр, галоп, вальс — Энтони старался быть учтивым с ангажированной дамой, развлекая ее ненавязчивыми разговорами, но на деле отлично понимал, что тем самым лишь пытается занять собственную голову какими угодно мыслями, кроме тех, которые касались танцующей с другими мужчинами Элизабет. Он видел, как она расстроилась из-за гадости Ходжа, и не захотел добавлять ей неприятностей собственными обидами. Но ничего не мог поделать со все увеличивающимся желанием быть рядом с любимой и поднимающейся под самое горло ревностью, когда партнером Лиз снова становился Ходж.

Тот все рассчитал, оставив за собой самые длинные и чувственные танцы. И даже приглашенная на предваряющую ужин мазурку Ребекка не могла отвлечь внимание Энтони от соседней пары, где блистала его Элизабет.

Дразнящий поворот головы, стремительные и легкие движения, грация и достоинство — и в то же время предписанная правилами покорность своему кавалеру. Быть может, Лиз танцевала и не лучше всех в зале, но разве это имело значение? Энтони лишь представлял, что это он касается ее пальцев, ее спины, ее талии, глядя прямо в глаза и внутренне замирая от ее кокетливых улыбок. Он мечтал об этой мазурке почти месяц, с тех самых пор, как Элизабет, стараясь примирить его с неотвратимостью бала, пообещала ее ему без единого сомнения и с таким задором, словно придавала ей какое-то особенное значение и тоже считала ее прилюдным и в то же время тайным признанием в любви. Разве думали они тогда, что ее у них столь подло украдут? И теперь лишь нередкие взгляды Элизабет позволяли Энтони не зарыться в ненависти к Ходжу, снова пытающемуся отнять его ангела. В них было так много невысказанной нежности и обещания наверстать упущенное, что Энтони вновь позволял себе дышать. Что бы ни задумал Ходж, ему не удастся рассорить его с Лиз. Она не виновата ни в одной его мерзости. Она переживает ничуть не меньше Энтони, и он станет последним, кто добавит ей новых мучений. И лучшей местью Ходжу будет отнюдь не дуэль, а его новое поражение в борьбе за сердце Элизабет.

И уж его-то Энтони ему обеспечит.

Бесконечные полчаса мазурки все же подошли к концу раньше, чем Энтони сумел спалить Ходжа взглядом и по глупой детской привычке прокусить от бессилия губу до крови. Ужин среди этой цепочки кошмарных плясок казался божьим даром, потому что Энтони имел привилегию сидеть рядом с невестой и даже Ходж не сумел бы протиснуться между ними. Тот, вероятно, желал бы занять стул по другую руку Элизабет, но там было место мистера Уивера, а потому его племяннику пришлось довольствоваться обществом миссис Бенсон, расположившейся рядом с Энтони.

Сняв согласно этикету перчатки, Элизабет первым делом коснулась под столом пальцев Энтони, и он, вопреки всем правилам, задержал ее руку в своей, чтобы взволнованно погладить, безмолвно пытаясь передать все свои чувства к ней. Бледные щеки Элизабет чуть порозовели, и это стало лучшей наградой за его дерзость. Она склонила голову, пряча сияющий взгляд от всех присутствующих, и тихонько выдохнула, удовлетворенная.

— Никогда бы не подумала, что возненавижу мазурку, — так, чтобы ее слышал только Энтони, прошептала Элизабет. — В будущем вам придется сильно постараться, чтобы вернуть мне былую любовь к ней.

Он улыбнулся, понимая, что и она старается как-то скрасить ту отвратительную ситуацию, заложниками которой они оказались.

— Если вы сочтете возможным вписать мое имя в вашу бальную книжку несмываемыми чернилами, думаю, этот вопрос будет улажен, — предложил он свое решение. Элизабет одобрительно сжала его руку, а Энтони словно прошило молнией. Дьявол, такое простое прикосновение, но после перчаток снова почувствовать кожей тепло ее кожи, снова ощутить пальцами трепет ее пальцев, снова — совсем несвоевременно — представить, как она касается ими его щеки, шеи, спускаясь к груди, обжигая и затягивая в омут… Кажется, этот вечер окончательно свел его с ума.

— Вашему самомнению, мистер Рид, можно только позавидовать, — между тем уже чуть громче заявила Элизабет, очевидно, чтобы никто из гостей даже подумать не мог о том, что у жениха с невестой существуют от них какие-то секреты.

Энтони усмехнулся, принимая игру и тем не менее продолжая ласкать руку Элизабет в укрытии от посторонних глаз.

— На то я и барристер, мисс Уивер, — отозвался он. — Я много лет учился четко формулировать свои мысли и отвечать за свои слова.

— Так значит, я могу смело рассчитывать на выполнение вами своего обещания? — тем же тоном поинтересовалась Элизабет, не в силах, однако, бороться с заливающим ее щеки румянцем, плавящим наросшие кристаллы ревности в его душе и возвращающим самое светлое настроение.

— Любое сомнение в этом я воспринял бы как оскорбление, — так и не сумев придать своему голосу достаточной строгости, ответил Энтони. Элизабет подхватила его забаву, то не даваясь его пальцам, то ловя их и быстро сжимая, а потом снова пропадая в темноте укрытия, а Энтони чувствовал, как у него учащается пульс и начинает подводить дыхание. А уж когда она осторожно поскребла ногтями по его ладони, только скрипучий голос миссис Бенсон позволил Энтони вспомнить, где они находятся.

Няня мистера Уивера, демонстративно игнорируя его, обратилась к Элизабет.

— Не знаю, стоит ли поздравлять тебя, моя дорогая, — не особо многообещающе начала она, но Энтони был слишком взбудоражен, чтобы переживать из-за изжитков прошлого в голосе старой дамы. — Но твоего отца определенно стоит. Верю, что Господь наконец воздаст ему по заслугам и подарит Ноблхосу законного наследника.

Энтони всей своей сущностью ощутил, как содрогнулся на своем месте Ходж.