виде была безошибочно воспринята как декларация против Франции. Какие еще войска, кроме французских, могли вторгнуться в Германию? Только русские, но уже существовало русско-британское соглашение о сотрудничестве в защите Ганновера от внешних сил, а точнее, Франции или Пруссии. Теперь подписана конвенция с Пруссией, следовательно, оба договора направлены против Франции. Вестминстерская конвенция обеспечивала безопасность Ганновера, и британцы надеялись, что, продолжая наращивать противостояние с Францией, можно крепче привязать Фридриха к своему лагерю. Георг II с неохотой прекратил свои критические высказывания в адрес короля Пруссии: «…плохой друг, плохой союзник, плохой родственник, плохой сосед, самый недоброжелательный и опасный монарх в Европе».

На второй, конфиденциальной, встрече Фридрих рассказал Нивернуа о конвенции, чем привел француза в полное изумление. Во время той же встречи король воспользовался случаем, чтобы передать особенно прочувствованные послания Людовику XV, в которых говорилось, что Франции следует искать союзников где угодно, кроме Пруссии, и установление взаимопонимания между Францией и Австрией самый естественный выбор. До недавнего времени он предполагал, что неприязнь между Габсбургами и Бурбонами настолько глубока, что такого рода ballon d’essai[184] может быть не более чем насмешкой. Времена изменились.

Критики с легкостью заключили, что подписание Фридрихом Вестминстерской конвенции нельзя ничем оправдать, поскольку это послужило причиной неизбежного разрыва с Францией и стало циничным шагом к европейской войне, на которую он уже решился из собственных соображений. На самом деле Нивернуа был убежден, что Фридрих искренне хочет мира, а не войны и, кажется, нет никаких веских причин сбрасывать со счетов собственное expose Фридриха, которое он тогда сделал. Король говорил Нивернуа, что конвенция является вынужденным ходом, совершенно безвредным для Франции. Она не принуждала Фридриха к каким-либо военным действиям, если только их ему не навяжут. Это оборонительный договор, направленный на удержание России подальше от Германии, а нейтральная Германия, что и призвана обеспечить конвенция, не песет никакого вреда Франции. А что касается притязаний Пруссии, то ее военная мощь вполовину меньше, чем у противников, в число которых он, конечно, не включал Францию. К тому же общеизвестно, что у Фридриха имеются веские основания для спора с Британией и его дядюшкой. Ганновер захватил некоторые территории в Мекленбурге, на которые претендовала Пруссия: Пруссия оккупировала Остфрисланд, а на него Ганновер имел встречные претензии. Фридрих считал также, что его матери причиталось наследство ее отца, Георга I, которое она так и не получила. Кроме того, Фридрих обычно с сарказмом отзывался о Георге II и его поведении во время сражения при Деттингене. Эти факты носят персональный, личностный отпечаток, являются, возможно, незначительными, но они ясно говорят об отсутствии у короля Пруссии каких-либо пробританских сантиментов.

Тем не менее Нивернуа вежливо указал, что Франция будет рассматривать сближение Фридриха с Британией как недружественный шаг.

Для открытого проявления враждебности французам потребовалось некоторое время, но, когда это случилось, Вестминстерская конвенция рассматривалась во Франции как оскорбление. Британия для Франции являлась врагом, хотя между двумя странами формально был мир. В январе Фридрих вновь выдвинул невероятную идею о посредничестве между ними. Сначала установилось некоторое затишье. 20 января Книпхаузен встретился с Руайем и решил, что тот склонен рассмотреть предложения Фридриха о нейтралитете Германии, как казалось прежде. Однако встреча вовсе не была приятной, и Руай выказал возмущение по поводу переговоров Фридриха с Британией втайне от своей союзницы, Франции. Франко-прусский договор действовал до середины лета.

Фридрих ответил, что не видит причин для консультаций с Францией. Его договор с ней вот-вот утратит силу, и ничто в Вестминстерской конвенции ей не угрожает. Кроме того, он специально исключил дополнительной секретной статьей Австрийские Нидерланды из территорий Германии, которые должны будут стать нейтральными, так что у Франции развязаны руки для военных действий на традиционном для нее театре. Король не был склонен чрезмерно драматизировать французские протесты. Мадам де Помпадур твердо стоит за мир, опасаясь за свои долги. Франция, полагал Фридрих, отказалась от мыслей убедить его выступить против Ганновера в качестве союзника; серьезные причины для того, чтобы Франция противодействовала его политике, отсутствуют. 10 февраля 1756 года в письме Кпипхаузену он спрашивает, действительно ли démarche très innocente[185] восстановил французских министров против него.

Было именно так. Враждебная реакция французов отражалась в переданном Руайем протесте из семи пунктов: что Вестминстерская конвенция является странной, противоречит духу договоров, подписанных между Францией и Пруссией, и не совместима с истинными интересами Пруссии. Если бы Пруссия подверглась нападению со стороны Австрии и России, Франция могла бы оказать ей помощь. Британия — никогда.

Фридрих направил сдержанный, но довольно острый ответ. Мсье Руайя, писал он, похоже, удивляет то обстоятельство, что королю Пруссии приходится принимать во внимание безопасность собственного королевства. Союзы основываются на взаимных интересах, а что касается обвинений Руайя по поводу нарушения соглашений, то ничего не было сделано в нарушение какой-либо статьи договора. Эту тему он развил пункт за пунктом. Французы злятся и удивляются лишь потому, что король Пруссии не испросил их разрешения, — беспрецедентная мысль. Фридрих находился в приподнятом настроении. Он счел увещевания Руайя бессмысленными и неуместными. Хотя сношения с Парижем поддерживались через Книпхаузена, милорд Маришаль по-прежнему находился во Франции, и Фридрих писал ему игривые письма относительно сложившейся ситуации. Из-за заключения соглашения с королем Георгом II «вам будут говорить, Моп eher Milord, что я стал в меньшей степени якобитом, чем был! Не ненавидьте меня за это!».

Фридрих некоторое время пребывал в уверенности, что у французов нет причин для беспокойства. Они могут вести борьбу с Британией по всему миру и концентрировать внимание только на этом — Фридриху до этого нет дела. Он не питал неприязни к Франции и даже обсуждал с Нивернуа возобновление франко-прусского договора. И хотя французов, естественно, огорчила неожиданность и секретность действий Фридриха, едва ли можно принять их гнев как обоснованный. Вестминстерская конвенция некоторым образом облегчила стратегическое положение Британии, но фактически не повлияла на основной ход борьбы между Францией и Британией.

Тем не менее Фридрих вскоре написал Книпхаузену, что Франция обратила свои ненависть и гнев на него, а не на главного врага, Англию. Французы торговались с Австрией. Книпхаузен предложил Фридриху направить письмо непосредственно мадам де Помпадур, эту идею король воспринял с отвращением. Книпхаузен также докладывал об участившихся встречах между австрийским министром в Париже, графом Старенбергом, и французскими министрами.

Но даже самые могущественные правители временами оказываются в заблуждении, часто бывают во власти впечатлений, сложившихся ранее, не считаясь с изменившимися обстоятельствами. Фридрих писал Книпхаузену в феврале 1756 года, что «остается постоянной и неизменной истиной, что никогда не будет в