Руай льстиво ответил, что да, угрозы Пруссии со стороны России и Австрии существуют, но действия обеих скорее всего будут слишком медленны и не помешают королю Пруссии! Благожелательные обмены мнениями с Парижем были все еще возможны, и Фридрих, очевидно, расценивал их, независимо от результата, как естественное состояние вещей.

Если, как теперь стало ясно Фридриху, Австрия в конце концов окажется втянутой в войну против Франции на стороне Британии, то и Пруссия, возможно, будет вынуждена вступить в нее. Он уже имел опыт военных действий против Австрии при незначительной поддержке со стороны Франции и познал их опасность, помимо всего прочего, было не ясно, какая роль отводится России. Фридрих был готов, если придется, вести войну на своих границах, но при этом военные действия между Британией и Францией лучше бы происходили на далеких морях и континентах или вообще не начинались, но сложившаяся ситуация делала столкновение неизбежным.

Что же касается конечного результата, то Фридрих был убежден, что позиции Британии традиционно сильнее. 7 апреля Книпхаузен прислал из Парижа обнадеживающую информацию о состоянии французских финансов, которую Фридрих нашел поверхностной и неубедительной. Положение Книпхаузена еще недавно было много лучше; произошел явный срыв, и ответ Фридриха и это показал: «Я получил ваш отчет от 7 апреля, поразивший меня рассуждениями, достойными сожаления, вы попытались сравнить благоприятные факторы, которыми располагают в Европе Франция и Британия, и я не желаю скрывать от вас, что никогда не получал ни от одного из моих представителей при иностранных дворах более ничтожного и безосновательного сообщения, чем ваше; ни одной столь переполненной очевидными ошибками и нелепыми преувеличениями работы даже от молодого человека без опыта и связей…»

* * *

Были еще более резкие моменты. Фридрих говорил, что он слушает petits-maitres[180], которые никогда не покидали Париж; столько же король мог узнать у любого мальчишки, который учится в школе. Фридрих смотрел на финансовую систему Франции глазами опытного эксперта, и он знал, что Книпхаузен ошибочно принимает желаемое за действительное. Это было характерно для молодого человека, видимо, поверженного в благоговейный трепет блеском двора, при котором он был аккредитован. Фридрих же, напротив, был прекрасно осведомлен о финансах королей Франции, об их зависимости от торговли должностями и монополиями, о приносящих деньги, но ослабляющих государство продажах должностей дворянам с дальнейшими налоговыми послаблениями; об их коррумпированности и мотовстве. Прекрасное управление порой исправляло пороки системы, но все это противоречило принципам Фридриха, и, восхищаясь многим во Франции, он счел оценки Книпхаузена нелепыми. Король Франции, писал он, предпочитает не видеть плачевного состояния своих дел.

Мнение Фридриха было полностью обоснованным, по, возможно, свирепость выговора подсознательно имела и другую причину. Ему, видимо, необходимо было верить в большую силу Британии. Может, он уже ощутил холод изоляции, тревогу из-за долгих союзнических отношений с Францией. Как всегда, Фридриха особенно волновали известия об отношениях между Австрией и Россией; и он крайне подозрительно отнесся к сообщению о том, что престарелый русский генерал, командовавший войсками в Ливонии, Георг фон Браун, инкогнито посетил Кёнигсберг и теперь находился на полпути в Вену или Прагу, чтобы навестить своего родственника, фельдмаршала Максимилиана фон Брауна, старого противника прусского короля по Первой Силезской войне, когда он сражался под Мольвицем, а затем служил под командованием Трауна. Браун, которому исполнился пятьдесят один год, сын эмигранта из Ирландии, был произведен в фельдмаршалы после службы Марии Терезии в Италии и теперь достойно выполнял обязанности главнокомандующего войсками в Богемии. Не согласовывают ли они планы на случай непредвиденных обстоятельств? Тревога была вполне естественной, хотя, возможно, Георг фон Браун навещал дочь, которая училась в монастыре в Праге. Тем временем он с великим интересом наблюдал за всем, что мог узнать о мощи и передвижениях французского и британского флотов в Атлантике. В июне король объехал Рейнские провинции Клев и Везель, надеясь встретить Книпхаузена, который мог приехать туда из Парижа. Там Фридрих узнал от Подевильса, что французский посол в Берлине, Латуш, зондирует почву на предмет обновления Бреславского оборонительного договора между Францией и Пруссией, срок действия которого истекал в июне 1756 года.

К тому же, еще находясь в Везеле, Фридрих решил инкогнито с двумя сопровождающими отправиться в Голландию и посетить Амстердам. На корабле, направлявшемся по каналу в Утрехт, он познакомился с попутчиком, студентом Генрихом де Каттом, планировавшим навестить одного известного профессора в университете. Фридрих сам заговорил с ним: «Как вас зовут, сударь? Проходите сюда (у Фридриха была своя каюта), здесь вам будет удобнее».

Де Катт не имел ни малейшего представления, что за человек рядом с ним, и они говорили о политике, философии, религии, ситуации в Европе. Фридрих объявил, что он изучал философию, и они обсуждали ее основные постулаты. Он сказал, что в политике разбирается меньше и пригласил де Катта заглянуть к нему в гостиницу, чтобы разделить ужин. У де Катта были другие планы, и он не смог принять приглашение. Фридрих на следующий день ранним утром уехал в Арнем. Через шесть недель де Катт получил из Потсдама письмо и только тогда узнал, кем был незнакомец, который произвел на него глубокое впечатление аргументированностью своих высказываний. Фридрих предложил ему должность при дворе, чего он не смог принять по болезни, однако в 1757 году последует повторное предложение.

В ближайшем окружении Фридриха в Берлине ожидались и другие изменения. Примерно в это же время Мопертюи с некоторым смущением вновь обратился к Фридриху за помощью. В Берлине несколько лет назад одна девица всем демонстрировала младенца и грозила конкретному господину, что объявит его отцом, если тот не заплатит. Шантаж. Теперь та же девица пыталась использовать аналогичный трюк с экс-президентом академии Мопертюи. Мопертюи был уверен, что не он отец — «Я тщательно предохранялся, как сделал бы каждый истинный муж!» — однако заплатил деньги, когда она в письменной форме признала, что это не его ребенок. Девица взяла деньги и вернулась, чтобы получить еще одно золотое яичко от курочки, которая уже заплатила восемьдесят экю. Ее арестовали и посадили в замок Шпандау, но затем освободили, и Мопертюи в панике бросился искать защиты у короля.

Фридрих немало позабавился и подтвердил освобождение девицы, однако распорядился, чтобы ее строжайшим образом наказали, если она попытается опять приставать к Мопертюи. Он позволил Мопертюи в связи с состоянием здоровья отправиться в Италию. Поездка в Голландию была для Фридриха кратким отдыхом от насущных дел по обновлению договоров и угроз европейской войны. На официальное возобновление союза, хотя и оборонительного, с Францией, которая вот-вот