Ходили также разговоры об огромной французской субсидии — 800 000 флоринов, — предназначенной для возвращения Силезии Габсбургам. Боевые линии были намечены и, как всегда накануне войны, опасность и разногласия преувеличивались слухами и недоверием. Фридрих направил приказы фельдмаршалу фон Левальду, командующему войсками в Восточной Померании, и дал указание отозвать военнослужащих из отпусков, а также произвести предупредительные передвижения войск и собрать транспортные средства в Восточной Пруссии и Померании. 25 июня Левальд доложил, что, по его подсчетам, примерно 70-тысячная армия русских движется по направлению к границе. Фридрих также разослал детализированные приказы своим командующим в Верхней Силезии, Шведнице и Козеле, в том числе и приказ о защите крепости. Эти приказы, естественно, заставили задуматься людей в Берлине. Неужели король вновь собирается выступить? Только Валори, вернувшийся к прусскому двору, поднял этот вопрос во время беседы с министром Фридриха, графом фон Финкенштейном. Не двинулась ли вся прусская армия? Что все это значит? Финкенштейн спокойно ответил, что ему наверняка известно лишь, что самая заветная мечта Фридриха заключается в сохранении в Европе мира.

Возможно, так и было, но он уже не надеялся добиться этого. В ходе длительной переписки с французским правительством в июле 1756 года в попытках оправдать свои действия Фридрих вновь перечислил причины недоверия к Австрии, которые и привели его к подписанию Вестминстерской конвенции. Оправдания прусского короля были в полном диссонансе с обвинениями, выдвигаемыми Францией, то ли из-за невнимательности, то ли из-за чрезмерных амбиций. Австро*французский Версальский договор предусматривал приобретения для Франции в Нидерландах, которые Австрия может себе позволить, а также расчленение Пруссии, отторжение от нее рейнских владений в пользу Австрии, Саксонии и Палатината. Фридрих выступал в качестве жертвы мощной объединенной атаки, которую будут оправдывать как защитную меру против агрессивных шагов короля Пруссии. Когда она начнется, будут решать его противники.

«Я нахожусь между миром и войной!» — писал он 6 июля Абраму Михелю в Лондон. Фридрих с удовлетворением узнал, что англичане, несмотря на трудности с военно-морскими ресурсами, надеются выполнить свое обещание о посылке на Балтику военной эскадры, но оно осталось невыполненным. Лондон все еще надеялся остаться с русскими в дружественных отношениях. Фридрих не разделял этого оптимизма, но продолжал направлять в Санкт-Петербург вежливые послания. Маневры и приготовления прусского короля вызывали пересуды в правительственных кругах Европы, а его этот факт совершенно не беспокоил. «Переговоры без оружия, — писал он, — это как музыка без инструмента». Прусская армия готовилась. Именно она являлась гарантией безопасности королевства.

* * *

Фридрих поступал в соответствии с собственными воззрениями. Он шел по нуги храбрости и действий на опережение, очерченному в ранних работах. Если война может быть навязана ему в сроки и на условиях, благоприятных для противника, мудрый и ответственный монарх должен начать первым. О мире он уже не думал. 12 июля Фридрих написал нежное письмо Вильгельмине: «Мы здесь готовимся ко всем непредвиденным обстоятельствам, пытаясь тем не менее не оскорбить тех, кто готов ими воспользоваться!» Ему было сорок четыре года.

Фридрих решил выдвинуть Марии Терезии нечто вроде ультиматума. Он во всех деталях перечислил приготовления, о которых ему было известно, в Богемии и Моравии, приказал Клингграффену в Вене испросить аудиенцию у королевы-императрицы и выяснить, что означают предпринимаемые ею меры. Не заявит ли она прямо, что намерена атаковать Пруссию в текущем, 1756 году или в следующем? Король информировал Эндрю Митчела в Берлине обо всех контактах, а на аудиенции 21 июля вручил ему проект соглашения между Пруссией и Британией, который шел много дальше неопределенных и условных положений Вестминстерской конвенции. Митчел сообщил в Лондон лорду Холдернессу[189], что если Пруссия получит от Австрии ясный и благоприятный ответ, то Фридрих полагает, что он мог бы обеспечить мир в Германии в этом и в следующем году; и серьезно желает избежать разрыва с Францией.

26 июля Валори в Потсдаме имел аудиенцию у Фридриха, на ней присутствовал и Подевильс.

Валори: «Клянусь головой, что королева-императрица не имеет намерений нападать на Пруссию».

Подевильс: «Гарантирует ли это король Франции?»

Фридрих: «Не так! Обещает ли Франция не помогать королеве-императрице против меня, если я пообещаю не помогать королю Англии? Только я этого не сделаю. Я выполню свои обязательства перед ним!»

После этой аудиенции Фридрих говорил Митчелу, что у него нет желания прослыть болтуном, чтобы все судачили о том, какие договоры он выполняет, а какие нет. Король находился в прекрасном расположении духа. Он был уверен, что французы какое-то время и пальцем не шевельнут, чтобы помочь австрийцам, если вообще решат это сделать; Фридрих рассказывал Митчелу о том, как развивается его демарш в Вене. Он прекрасно понимает: Мария Терезия скажет Клингграффену, что ее меры носят чисто оборонительный характер и касаются исключительно Австрии. Тогда Фридрих предложит Клингграффену изложить ей все, что король Пруссии знает о планах австро-русского нападения на него, реализация которых откладывалась, как он был уверен, лишь из-за неготовности русских.

Открыв карты перед королевой-императрицей, Фридрих намеревался поведать французам о своей полной уверенности в том, что австрийцы и русские плетут интриги. Они, несомненно, были осведомлены о них, но, возможно, не знали, что именно известно Фридриху. «Это, естественно, послужит поводом для обмена несколькими посланиями между этими дворами, — сообщал Митчел в Лондон, — и он (Фридрих) считает, что к концу августа французы решат, что уже слишком поздно предпринимать вторжение в Германию в качестве отвлекающего маневра».

Теперь уже едва ли что-либо могло изменить ход событий. Оценка поведения Фридриха зависит от искренности его веры в то, что Австрия, Россия и в конечном счете Франция намерены в удобное для себя время напасть на него, а в этом практически не было сомнений. Король получал детальные сообщения от фон Мальцана из Дрездена о договоренностях между Австрией и Саксонией относительно развертывания войск, а также отчеты о беседах с Кауницем из Вены; а он с уверенностью говорил о грядущем объединении России, Австрии и Франции против Пруссии.

Фридрих с некоторым нетерпением ожидал доклада Клингграффена из Вены. «Я начал, — писал Фридрих Вильгельмине, — переговоры с моими противниками. Я хочу, чтобы они открыто объявили о своих намерениях и тем самым оправдали перед всем миром мои действия». На следующий день, 29 июля, он вновь написал ей письмо, которое было исполнено любви и тревоги о ее здоровье: «У меня много причин для волнений, но одной из наиболее терзающих душу являешься ты. Сделай милость, но крайней мере утешь мое сердце и будь уверена