– Госпожа Воротынцева, к нам поступило сообщение, что вынарушили правила дорожного движения, превысили скорость на трассе.

– Я ничего не нарушала.

– Нет, вы нарушали. Вы превысили скорость. Вас останавливалполицейский?

– Да. Но я не поняла, чего он от меня хотел. Я плохо говорюпо-английски, а он не знал русского. Мы-с ним так и не нашли общего языка.

– Можно взглянуть на ваши водительские права?

Алиса протянула ему маленькую пластиковую карточку с цветнойфотографией, в девяносто четвертом году. Водитель с четырехлетним стажем неможет не знать: если его останавливает дорожная полиция, это означает, что оннарушил. А за нарушение положено платить штраф. Что же вам не ясно? Даже еслибы полицейский говорил с вами по-китайски, вы обязаны были заплатить.

– Я предлагала ему деньги.

– Штраф платят по квитанции. Вы предлагали взятку. Междупрочим, это преследуется по закону.

– Хорошо, допустим, – вздохнула Алиса, метнув взгляд нанастенные электронные часы, – и сколько полагается платить по вашим законам запревышение скорости?

– Сумма обозначена в квитанции.

– А разве мне ее выдали? – спросила она удивленно.

– Разумеется, – кивнул полицейский, – если пришли сведения оштрафе, значит, вам должны были выдать квитанцию. Без нее банк не примет у васденьги.

– Мне пытались всучить какую-то бумажку. Однако я не читаюна иврите. И плохо говорю по-английски. Я вообще не поняла, чего хотел от меняполицейский на шоссе. Мало ли, может, это был переодетый грабитель? У вас здесьполно бандитов, террористов…

– Госпожа Воротынцева, – жестко произнес Кантор, – вынарушили закон и должны заплатить штраф. Сумма составляет тысячу шекелей. Покавы не заплатите, мы не можем выпустить вас из страны.

– Но вы понимаете, что это абсурд? Если и было небольшоепревышение скорости, то оно никому ничем не угрожало. Пустая трасса, и кстати,никаких знаков ограничения на том участке, где меня остановили, не было. Ни водной стране мира нет таких огромных штрафов за незначительные нарушения.Тысяча шекелей – это больше трехсот долларов. У меня просто нет сейчас такойсуммы. У меня только двести долларов на кредитной карточке, – она вытащилакредитку из сумки, – вот, возьмите, снимите в качестве штрафа всю наличность.

Алиса говорила очень медленно, во рту пересохло, язык сталнаждачным и еле шевелился. На стене, над головой молодого человека, электронныечасы показывали, что до отлета осталось час сорок минут.

– При всем желании я этого сделать не могу. Штраф принимаетсятолько наличными и только по квитанции.

– Ну хорошо, – кивнула Алиса, – вы не можете выпустить меняиз страны. У меня нет ни квитанции, ни достаточной суммы. Что дальше? Мы ссыном будем жить в аэропорту Бен-Гурион? Мы опоздаем на самолет, пропадутбилеты. Денег, чтобы купить новые, у меня нет.

– Вы нарушили и должны заплатить, – сказал молодой человек.

– Повторяю, я ничего не нарушала. Если вы хотите получить отменя деньги пожалуйста, я сниму всю наличность с моей кредитной карточки и заплачу.

До отлета самолета осталось час тридцать пять.

– У вас есть знакомые в Израиле, с которыми вы могли бысвязаться? – в черных глазах молодого человека мелькнуло что-то, похожее насочувствие. Будет достаточно, если кто-то поручится за вас, возьмет на себяобязательство оплатить недостающую часть суммы.

Алиса задумалась. В кармане лежала визитная карточкасотрудника посольства США. Назвать его имя? Или позвонить самой: «Простите,мистер Баррет вы не могли бы одолжить мне сто долларов?»

Невозможно обращаться с такой просьбой к малознакомомучеловеку. Стыдно. Конечно, потом можно перевести деньги на его счет из Москвычерез банк. Но в любом случае на самолет они опоздают. Билеты можно сдать непозже чем за час до отлета, и то вернут лишь пятьдесят процентов стоимости.Скоро уже не останется этого часа. Стало быть, придется просить не сто, а почтитысячу на билеты. Причем не факт, что удастся взять билеты на завтра. Придетсягде-то ночевать, чем-то питаться сутки, а может, и двое, и трое суток… О господи,ну что за бред, в самом деле!..

И вдруг Максимка, который все это время сидел, сжавшись вкомок и глядя в пол, встрепенулся, вскочил и радостно крикнул:

– Бренер! Сережа Бренер! Он живет здесь, в Тель-Авиве!

В комнате стало тихо. Молодой человек сверлил Алису глазами.Она заметила, что он весьма нервно крутит в пальцах почти выпотрошеннуюсигарету.

– Кто такой Сережа Бренер? – спросил он наконец, и на лицеего при этом было написано полнейшее равнодушие.

– Да, у меня действительно есть знакомый в Тель-Авиве,Сергей Натанович Бренер. Но я не знаю ни адреса, ни телефона. Мы не виделисьдвадцать лет.

– Если вам известны имя и дата рождения, то вовсе непроблема найти этого человека и связаться с ним. Это можно сделать оченьбыстро, – задумчиво произнес Кантор, – другое дело, уверены ли вы, что онсогласится оплатить ваш штраф.

Несколько секунд Алиса молчала. Они с Сережей росли вместе,но расстались подростками. Теперь взрослые, совершенно чужие люди. Она представила:глубокой ночью телефонный звонок: привет, Серега, это Алиса Воротынцева.Слушай, у меня самолет через час, ты не можешь за меня поручиться, меня невыпускают из страны, мне не хватает ста долларов, ваши гадкие полицейские деруттакие штрафы… Впрочем, если было бы наоборот, если бы вдруг позвонил Серега вМоскве, в такой же вот ситуации, для нее бы никаких вопросов не возникло, дажеспросонья, в два часа ночи.

– Да, – кивнула она полицейскому, – давайте попробуем.Бренер Сергей Натанович, родился 17 мая 1963 года в Москве. В Израиле живет с1978-го.

– Подождите, пожалуйста, здесь, – Кантор быстро поднялся ивышел, прихватив с собой зачем-то Алисин паспорт и билеты.

– Ну что, мамочка, молодец я у тебя? – спросил Максимка. – Ячувствую, мы все-таки улетим сегодня домой.

– Вот когда сядем в самолет, тогда будем радоваться.

Кантора не было минут десять. А время шло. Электронныеминутки прыгали очень быстро.

– А вдруг твой Сережа Бренер куда-то уехал? – спросилМаксимка тревожно. Мамочка, что мы будем делать? Слушай, а может, бабушке вМоскву позвоним, чтобы она выслала?

– Я уже думала об этом. В принципе – можно, но получитсяужасно долго. Этот самолет мы в любом случае пропустим.