всем станет легче жить. Будто невидимый камень спал с души. И возблагодарим бога за это.

…так о чём этот сюжет?

Она еще продолжала говорить, а я подумал вот о чём.

Всё думал, что это сюжет не социальный, а экзистенциальный, пусть и мелодраматический. Но теперь думаю, может быть этого всего-навсего элегия о шестидесятниках[443]. Попытка покаяния.

Что-то мы не смогли, что-то не сумели, но пытались быть живыми…

Пытались, и это не мало.

Сюжет второй

Две женщины или «…Да пошли вы…»

…ремейк американского фильма

В ремейке на американский фильм, да ещё на азербайджанском материале, уже содержится провокация.

Тем более, если это фильм о свободе.

Тем более, если это фильм о женской свободе.

Поэтому и название должно быть резким, шокирующим, сбивающим с ног, скажем: «Да, пошли вы…»

И конечно, как и название, фильм должен быть ироничным.

Печально ироничным.

Отчаянно ироничным.

Но обязательно ироничным.

Итак, ремейк американского фильма со скромным названием «Тельма и Луиза»[444]: реж. Ридли Скотт[445], в ролях Сьюзан Сарандон[446] и Джина Дэвис[447]. США, 1991 год.

О том, как две женщины решили провести уик-энд в горах, глотнуть свежего воздуха, чуть-чуть насладиться свободой.

И тут же столкнулись с миром мужчин.

С мужской экспансией.

С мужской тотальностью.

Или с чем-то ещё, всё таким же агрессивно мужским.

Одним словом, куда не сунься, одни мужчины.

Женщины эти о борьбе и не помышляли, не на что особенное не претендовали. Всё случилось само собой. Один раз сказали себе, «да, пошли они…», второй, третий, а там пошло-поехало.

Пока мужчины не спохватились.

Так дорога к свободе оказалась для них дорогой от мужчин, а дорога от мужчин, дорогой к смерти.

Сами того не подозревая, мужчины сделали их борцами.

…тяга к свободе

Американский выбор понятен.

Свободой они грезят уже больше двухсот лет.

Вечная тяга к свободе.

И сложилась своя атрибутика свободы.

Машина, пистолет, погоня.

Невольно получается американское кино.

…если не в жизни, то хотя бы в кино

А как быть с нашей жизнью? И с нашими женщинами?

Конечно, о «вечной тяге к свободе» у нас и говорить не приходится. Совсем наоборот. Страх перед свободой. От этого и прорастает всеобщее уныние.

Перефразируя Андрея Платонова[448], можно сказать,

уныло было в Азербайджане начала XXI века.

У Платонова,

пусто было в уездной России.

Стилистически чище.

Но кино это не только зеркало и скальпель, а прежде всего великая иллюзия и великая терапия.

Поэтому хотя бы в кино люди должны на что-то осмеливаться.

Чтобы, пусть только в кино, что-то изнутри выталкивало их к свободе, как к глотку свежего воздуха.

Конечно, уныло, но люди везде люди, а женщины везде женщины.

Конечно, уныло, но Большая история, проносясь мимо этой унылости, может хвостом задеть и нас.

Всё-таки великая телевизионная эра, где все обо всех всё знают.

А женщины народ чувствительный.

Вот здесь, на незримых глубинах, и зреет наш женский бунт, до поры до времени скрытый от постороннего взгляда.

Поэтому не надо думать, что если речь идёт о женской свободе, то это про них, а не про нас.

Не успеешь и глазом моргнуть, как окажется, что и про нас.

Поэтому и в кино пусть сначала осмеливаются наши женщины, если на самом деле их бунт зреет где-то там, на незримых глубинах.

Пусть потом мужчины говорят, «так не бывает».

Пусть говорят.

Упираясь лбами, в придуманные ими самими створки.

Но сначала надо придумать.

То, «что не бывает».

Как говорил Бертольд Брехт[449], «нужно изобретать реальность, чтобы она удивляла и шокировала».

Нужно сталкивать, совмещать времена, смотреть из одного в другое.

А можно даже остановить время, чтобы никакой информации, никаких растрясок со стороны.

Можете представить себе, что вырвется «изнутри» из этой нашей женско-мужской идиллии, если не будет разрядки вовне.

…давайте отважимся на «ваяние времени»

Так что давайте сначала отважимся на подобное «ваяние времени».

Вообразим женщин наших лет в 20 или в 30, но только таких, в которых энергия сохранилась, огонь не погас, страсть не иссякла.

А потом представим себе, что они не стареют вовсе, что они не подвластны времени, целых 20 лет им по-прежнему 20 или 30.

Страшно подумать, что они могут натворить, что им удастся вычистить из наших заросших паутиной, пропыленных мужских углов.

Получится трагико-комический триллер с психопатологической, садомозахистской, и прочей начинкой.

Или иной, – зеркальный, вариант.

Представим себе наших женщин в возрасте скажем так, от 40 до 50, тоже конечно не из тех, кто умер уже в 12 лет или того раньше.

Нормальных женщин со страстями и комплексами.

И вернём им их 20 лет.

Можете вообразить, как они отыграются на мужчинах за то, что у них было отнято мужским произволом.

Вокруг всё взорвётся похуже землетрясения.

Самые эмансипированные американки испугаются.

Так что, ещё бабушка надвое сказала, где больше жизни в этом «может быть», в придуманной реальности, или в том, что кажется само собой разумеющимся.

…начинаем придумывать наш фильм

Теперь давайте перейдём от рассуждений к самому придумыванию.

Прежде всего, договоримся, что в нашем фильме, как и в американском, будут две женщины.

Одной лет 35–37.

Другой лет 28–30.

Пусть и у нас одна замужем, та, которой 28–30.

А другая, которой 35–37, не замужем.

Не знаю, как в американском фильме, а у нас пусть у той, которой 28–30, не будет детей, а у той, которая не замужем, пусть будет дочка, девочка лет 10–12.

Чтобы реальность удивляла и шокировала, будем придумывать шиворот-навыворот.

Пусть у одной будет плохой мужчина, у той, которая замужем, а у другой, которая не замужем, пусть будет хороший мужчина.

Для начала начнём фантазировать по разряду жизненного.

Мы же всё-таки не фантастический фильм придумываем, хоть и шокирующий своей нереальностью.

…та, которой 28–30

Пусть у той, которой 28–30, характер будет двойственный, взрослый и ребячливый одновременно.

В детстве, на самом дне и чуть позже, была она взбалмошной. Так уж случилось – природа? родители? жизнь? – что эта взбалмошность и не исчезла вовсе.

Взбалмошность спряталась, укрылась, ушла в глубину, притаилась, но не исчезла вовсе.

Нет-нет и взрывается изнутри, в жестах, в детских интонациях, в спонтанных обидах, а потом снова прячется под маской взрослости.

Может быть, в этих остатках взбалмошности и есть её притягательность, или как принято говорить у мужчин, её сексапильность.

Муж по своему её любил, может быть в