– О нет, – тихо выговорила она.

И на её лице застыла маска стоического спокойствия. Уилл захрипел. Его тело омерзительно содрогалось в пароксизме сладострастия и ужаса.

Охранники впихнули Эми в кресло, привязали. Она плюнула им в лица. Охранники свирепо уставились на неё, но бить не стали – закончили возиться с ремнями и ушли. Камеры показали крупным планом лицо Эми, на заднем плане – флаги подсект.

– Мы используем эту запись в нашей пропагандистской передаче сегодня вечером, – с энтузиазмом объяснил Варгас.

– Эми Маккласки-Риттер, – объявил резкий мужской голос, – Священный трибунал Высокой церкви Истинности нашёл вас виновной в преступлениях ереси, убийства, шпионажа, утаивания свидетельств и предательства человечества. Приговор – смерть от нервного шока.

– Идите к чёрту, – ответила Эми.

Последовали несколько секунд невыносимого ожидания. Потом лицо Эми исказилось гримасой боли. Варгас увеличил градус наслаждения. Эми скорчилась, а Уилл содрогнулся в экстазе.

Её лицо расслабилось, она хрипло вдохнула, из её губ вырвался всхлип – и тут импульс ударил снова. Она выгнулась, дрожа. С каждой её судорогой Варгас прибавлял удовольствия. Зал заполнился криками и стонами Эми – а Уилл терпел и глядел. Его тело судорожно дёргалось.

Наконец после тридцати импульсов Эми обмякла, мёртвая. А Варгас напоследок выдал Уиллу долгий, мощный толчок наслаждения.

– Необыкновенно, – заметил священник. – Большинство не выдерживает и двадцати. Правда, она была модификантом.

Уилл пробормотал почти нечленораздельное проклятие.

– Да, у вас сегодня тяжёлый день, – сочувственно заметил Варгас и погладил вспотевшую макушку Уилла. – Отчего бы вам не расслабиться? А завтра, быть может, мы приятно поговорим о том, откуда взялся инопланетный архив.

Выходя из камеры, священник тихонько напевал. А Уилл упал на мягкий пол, скорчился и затрясся.

Он не двигался многие часы подряд, лежал, словно труп, а мысли скакали от ощущения невыносимой вины до слепящей ненависти. Сквозь щель в стене просовывали еду, но Уилл не обращал внимания.

Наконец в камеру пришла фальшивая ночь, огни погасли, но Уилл не уснул. Он не мог. В памяти горели воспоминания об агонии Эмми и своей омерзительной радости при жуткой смерти товарища и друга.

Уилл знал: Варгас победил. Ещё одного такого дня не вынести. Если священник снова проделает тот же трюк с двумя именами, то услышит всё желаемое. Уилл сдастся скорее, чем увидит, корчась и хныча от наслаждения, как умирает Рэйчел. То есть до полного поражения остались считанные часы.

Последние мгновения драгоценной свободы бессмысленно уплывали прочь, а Уилл погрузился в уже привычные галлюцинации. В памяти всплывали, мучая разум, разрозненные обрывки прошлого: вот Уилл на борту «Ариэля», разговаривает с Эми, она улыбается, рассказывает про узел Пенфильда. Вот Уилл на борту корабля Плодовитых, ползёт сквозь ледяные туннели к тайнам миллионнолетней давности. Тогдашняя надежда теперь кажется такой наивной и смешной. Уилл моргнул, и вдруг увидел себя в безопасном приюте личного узла, ищущим разгадку очередной инопланетной СОП-головоломки, – той, которая спасёт человечество.

Всё, хватит. Слишком больно вспоминать о таком. Лучше забыть, чем жить, страдая. Но, хотя воспоминания потускнели, СОП, странным образом, не исчез. В воображении он виделся ярким и чётким, почти как настоящий.

Ну да, и вправду – хотя гораздо извращённей и сложнее всего, что приходилось распутывать на «Ариэле». Не головоломка, а скорее, пародия на неё, визуальный эквивалент тех невозможностей, которые возникают и распутываются лишь во сне. В приступе отвращения в себе Уилл попытался изгнать несуразность из мыслей.

И не смог.

Постепенно пришла мысль, что СОП может быть настоящим – мысль странная, одновременно манящая и отталкивающая. Уилл очень хотел, чтобы СОП оказался настоящим. Это значило бы, что земляне не справились. Их хирурги не сумели полностью удалить интерфейс. А, может, вблизи оставленных фрагментов выросли новые нервные клетки, и теперь устанавливается подобие интерфейса?

Но здравый смысл указывал: скорее всего, новый СОП – попросту галлюцинация. Окончательно наступило безумие. Как ни пытайся объяснить присутствие программы, как ни обольщайся – всё напрасно. Она продукт больного, замкнувшегося в себе разума.

Неожиданно пришла твердокаменная, незыблемая уверенность в том, что программа – истинная.

Уилл сразу узнал эту безапелляционную, исходящую извне определённость. Преобразившиеся.

Он сел, выпрямился. СОП окончательно оформился в воображении. Уилл глядел на него с благоговением и страхом. В буквальном смысле, программа была в тысячи раз плотнее и сложнее других головоломок Преобразившихся.

Роботер снова усомнился в своём здравомыслии. Настолько сложную структуру не изучишь и за целую жизнь. С какой стати Преобразившимся задавать невозможную загадку? Нет, это всё-таки галлюцинация. Если уж мозг способен произвести химеру настолько убедительную и ясную, изобразить голос извне – пара пустяков. Несомненно, явившийся СОП требует набора немыслимых органов чувств.

Но когда Уилл пробрался сквозь безумную путаницу ассоциаций к апертуре сознания – замер, ошеломлённый. Карта ощущений – человеческая. И даже яснее, чётче. Это же карта ощущений роботера!

И что тревожно – апертура вся в крохотных, едва заметных поблёскивающих огоньках. Программа уже работает!

Растерявшись, Уилл снова окинул колоссальную структуру взглядом и заметил вторичную структуру, спрятанную между тонкими, как шёлк, ветвлениями древа памяти. Ба, да это же вторая, гораздо меньшая, но глубоко зашифрованная программа, подключённая к основному древу, но предназначенная для внедрения фальшивых воспоминаний, неотличимых от настоящих.

От волнения Уилл заскрёб по полу обеими руками. Это же совсем не головоломка! Уилл глядел на самого себя и подключённых к себе Преобразившихся.

Роботер покачал головой. Как такое возможно? Он сам – не программа. Его мозг никто не выстраивал, не программировал. Однако разве кто-нибудь доказал, что человеческий разум нельзя представить в виде СОПа? Наверное, это что-то вроде проекции разума на СОП. По сути, трудно и представить, чем ещё это могло бы быть.

От волнения задрожали пальцы. Затаив дыхание, Уилл снова окинул взглядом удивительную конструкцию. Да, она сложная, безумно запутанная, достаточно хаотичная, чтобы быть отображением живой, естественной системы. Программа набита под завязку совершенно невероятными связями, но их комплекс прекрасен в своём совершенстве. Уилл вгляделся в ядро сознания. Какие сдвиги, сплетения и узлы! Какие отсылки к структурам памяти! Там и тут сквозь него бегут импульсы активации. Может, именно из-за этого хаоса живые системы и преодолели предел Брахе?

Уилл решил поэкспериментировать, заняться расчётом в уме: придумал три случайных трёхзначных числа и стал перемножать. Узлы расцветились возбуждением, словно рождественская ёлка.