— Алиса! — выкрикнул парень, не прекращаясвоего бесполезного занятия. Пальцы его шевелились, комкали воздух, зачерпывалииз него сгустки алого света и бросали в человечка. — Алиса!

Девушка наклонила голову, вглядываясь вуходящего азиата. Что-то тихо шепнула, провела рукой по платью — в ладониневесть откуда появилась тонкая прозрачная призма.

Человечек ускорил шаг, метался влево и вправо,смешно пригнул голову. Слащавый тип продолжал катиться перед ним, но кричатьуже не пытался. Лицо его было изодрано в кровь, конечности изломаны ибезвольны, будто не три метра по ровному полу он прокатился, а три километраего волочило по каменистой степи, то ли безумным ураганом, то ли запришпоренной лошадью.

Девушка посмотрела на человечка сквозь призму.

Вначале азиат замедлил шаг. Потом застонал,разжимая руки — дыня с хрустом раскололась о мраморный пол, мягко и тяжелошмякнулся портфель.

— Ох, — сказал тот, кого девушка назваладевоной. — О-хо-хо.

Человечек оседал, уже в падении съеживаясь.Ввалились щеки, заострились скулы, руки стали по-стариковски тонки и обтянулисьсеткой вен. Черные волосы не поседели, но подернулись серой пылью, поредели.Воздух вокруг него задрожал — невидимые жаркие ручейки потекли к Алисе.

— Данное не мной будет моим отныне, —прошипела девушка. — Все твое — мое.

Ее лицо наливалось румянцем столь жестремительно, как усыхал человечек. Губы причмокивали, шептали глухие, страннозвучащие слова. Панк поморщился, опустил руку — последний алый луч ударил впол, заставив камень потемнеть.

— Крайне легко, — сказал он. — Крайне.

— Шеф был очень недоволен, — пряча призмукуда-то в складки платья, сказала девушка. Улыбнулась. Лицо ее дышало той силойи энергией, что порой появляется у женщин после бурного сексуального акта. —Легко, но нашему Коленьке не повезло.

Панк кивнул, глядя на неподвижное телодлинноволосого. Особого сочувствия в его тусклых глазах не было, как, впрочем,и неприязни.

— Вот уж точно, — сказал он. Уверенным шагомпошел к ссохшемуся трупу. Провел над ним ладонью — тело рассыпалось в прах.Следующим движением парень превратил в липкую кашу расколотую дыню.

— Портфель, — сказала девушка. — Проверьпортфель.

Взмах ладони — потертый кожзаменитель треснул,портфель развернулся, будто жемчужная раковина под ножом умелого ныряльщика.Вот только, судя по взгляду парня, ожидаемого перла там не оказалось. Две парызастиранного белья, дешевое хлопчатобумажное трико, белая рубашка, резиновыетапочки в полиэтиленовом пакете, пенопластовый стаканчик с сухой корейскойлапшой, футлярчик с очками.

Парень сделал еще несколько пассов, заставляястаканчик лопнуть, одежду — расползтись по швам, футлярчик раскрыться.Выругался.

— Он пустой, Алиса! Совсем пустой.

На лице ведьмы медленно проступило удивление:

— Стасик, но ведь это девона. Курьер не могдоверить груз — никому!

— Значит, смог, — вороша ногой прах азиата,сказал парень. — Я ведь предупреждал, Алиса? От Светлых всего можно ожидать. Тывзяла ответственность. Я, может быть, и слабый маг. Но опыта у меня большетвоего — на полсотни лет.

Алиса кивнула. Растерянность уже ушла из ееглаз. Рука вновь скользнула по платью, отыскивая призму.

— Да, — согласилась она мягко. — Ты прав,Стасик. Но через полвека мы сравняемся в опыте.

Панк засмеялся, присел возле трупадлинноволосого, начал быстро обшаривать карманы:

— Думаешь?

— Уверена. Зря ты настоял на своем, Стасик.Ведь я предлагала проверить и остальных пассажиров.

Парень обернулся слишком поздно, когда жизньдесятком невидимых горячих нитей стала покидать его тело.

«Олдсмобиль» был древний, чем мне и нравился.Вот только от жары, безумной жары на раскаленной за день трассе, открытые окнане спасали Тут нужен был кондиционер.

Илья, вероятно, придерживался того же мнения.Он вел машину, придерживая руль одной рукой, поминутно оглядываясь и заводяразговоры. Я понимал, что маг его уровня видит вероятности минут на десятьвперед и никакого столкновения не произойдет, и все-таки становилось не посебе.

— Собирался поставить кондиционер, — виноватосказал он Юле. Девочка от жары страдала больше всех, лицо у нее пошлонехорошими красными пятнами, глаза мутнели. Как бы не стошнило. — Но это же всюмашину уродовать, ну не предназначена она для того! Ни кондиционеров, нимобильников, ни бортовых компьютеров.

— Угу, — сказала Юля. Слабо улыбнулась. Вчерау нас была запарка, спать никто не ложился, сидели до пяти утра, потомзаночевали прямо в офисе. Свинство, конечно, заставлять тринадцатилетнююдевочку вкалывать наравне со взрослыми. Но ведь сама хочет, никто ее неневолит.

Светлана, сидящая спереди, тревожно посмотрелана Юлю. Потом, крайне неодобрительно, на Семена. Под ее взглядом невозмутимыймаг едва не поперхнулся «Явой». Вдохнул — кружащий по машине сигаретный дымвтянулся в его легкие. Щелчком выкинул окурок. «Ява» и так была уступкойобщественному мнению, еще недавно Семен предпочитал «Полет» и прочие чудовищныесорта табака.

— Закройте окна, — попросил Семен. Черезминуту в машине стало стремительно холодать. Запахло морем — солоновато, зыбко.Я даже понял, что это ночное море, и не слишком-то далекое — обыкновенноекрымское побережье. Йод, водоросли, тонкая нотка полыни. Черное море.Коктебель.

— Коктебель? — спросил я.

— Ялта, — коротко ответил Семен. — Сентябрь,десятое число, тысяча девятьсот семьдесят второй год, ночь, около трех часов.После легкого шторма.

Илья завистливо цокнул языком:

— Ничего себе! И такой букет ты до сих пор неистратил?

Юля виновато посмотрела на Семена. Консервацияклимата давалась нелегко любому магу, а истраченный сейчас Семеном букетощущений мог украсить любую вечеринку.

— Спасибо, Семен Павлович. — Перед ним девочкапочему-то робела, словно перед шефом, и звала по имени-отчеству.

— Да мелочь, — спокойно ответил Семен. — Уменя в коллекции есть таежный дождь девятьсот тринадцатого, есть тайфунсорокового, есть весеннее утро в Юрмале, пятьдесят шестого, кажется, естьзимний вечер в Гаграх.

Илья засмеялся: