Двадцать гостей, пожалуй, было многовато дажедля этого дома. Будь мы людьми — другое дело. А так от нас слишком много шума.Попробуйте собрать вместе два десятка детей, перед этим несколько месяцевприлежно учившихся, дайте им в руки полный ассортимент магазина игрушек,разрешите делать все что угодно и понаблюдайте за результатом.

Пожалуй, лишь мы со Светой оставались чуть встороне от этих шумных забав. Прихватили с фуршетного столика по бокалу вина иуселись на кожаном диванчике в углу гостиной.

Семен с Ильей все-таки схлестнулись вмагическом поединке. Очень культурном, мирном и для окружающих, поначалу,приятом. Видимо, в машине Семен задел самолюбие друга, теперь они по очередименяли в гостиной климат. Мы уже ощутили и зиму в подмосковном лесу, и осеннийтуман, и лето в Испании. На дожди и ливни Тигренок решительно наложила запрет,но вызывать буйство стихии маги и не собирались. Они, видимо, ввели какие-товнутренние ограничения на изменение климата и соревновались не столько вредкости запечатленного природного мига, сколько в его адекватности минуте.

Гарик, Фарид и Данила играли в карты. В самыеобычные, без затеи, вот только воздух над столом искрился от магии. Онииспользовали все доступные способы магического шулерства и защиты от него. Тутуже было не важно, какие карты выпали на руки и что в прикупе.

У открытых дверей стоял Игнат, окруженныйдевчонками из научного отдела, к которым прибились и наши горе-программистки.Очевидно, наш сексофил ухитрился потерпеть поражение на любовном фронте итеперь зализывал раны в узком кругу.

— Антон, — вполголоса спросила Света, — как тыполагаешь, все это — по-настоящему?

— Что именно?

— Веселье! Ты же помнишь, что сказал Семен?

Я пожал плечами.

— Когда нам будет по сто лет, вернемся к этомувопросу? Мне — хорошо. Просто хорошо. Что никуда не надо бежать, ничего не надорассчитывать, что Дозоры высунули языки и прилегли в тенечек.

— Мне тоже хорошо, — согласилась Светлана. —Но ведь нас здесь только четверо таких, молодых или почти молодых — Юля,Тигренок, ты, я. Что с нами будет через сто лет? Через триста?

— Увидим.

— Антон, ты пойми, — Света легонько коснуласьмоей руки. — Я очень горжусь тем, что вошла в Дозор. Я счастлива, что моя мамаснова здорова. Я живу теперь лучше, тут даже спорить смешно. Я даже могупонять, почему шеф подверг тебя тому испытанию.

— Не надо, Света. — я взял ее за руку. — Дажея его понял, а мне пришлось тяжелее. Не надо об этом.

— Да я и не собираюсь. — Света глотнула вина,отставила пустой бокал. — Антон, я вот о чем — я не вижу радости.

— Где? — наверное, иногда я бываю потрясающимтугодумом.

— Здесь. В Ночном Дозоре. В нашей дружнойкомпании. Ведь каждый день у нас — это какая-то битва. То большая, томаленькая. Со спятившим оборотнем, с Темным магом, со всеми силами Тьмы разом.Напряжение сил, выпяченные подбородки, выпученные глаза, готовность прыгнутьгрудью на амбразуру или голой жопой на ежа.

Я фыркнул от смеха.

— Света, но что же здесь плохого?! Да, мысолдаты. Все до единого, от Юли до Гесера. На войне не очень-то весело, конечно.Но если мы отступим…

— Что тогда? — вопросом ответила Света. —Придет Апокалипсис? Тысячи лет силы Добра и Зла воевали. Рвали друг другуглотки, стравливали человеческие армии, все — ради высших целей. Но скажи,Антон, разве поди за это время не стали лучше?

— Стали.

— А со времен, когда началась работа Дозоров?Антон, милый, ты мне столько всего говорил, да и не ты один, что главный бойведется за души людей, что мы предотвращаем массовые побоища. Ну,предотвращаем. Люди сами убивают друг друга. Куда больше, чем двести лет назад.

— Ты хочешь сказать что наша работа — во вред?

— Нет. — Света устало покачала головой. — Нехочу. Нет у меня такого самомнения. Я одно хочу сказать: может быть, мы ивпрямь — Свет. Вот только… Знаешь, в городе появились в продаже фальшивыеелочные игрушки. С виду они как настоящие, но радости от них никакой.

Короткий анекдот она произнесла совершенносерьезно и не меняя тона. Заглянула мне в глаза.

— Понимаешь?

— Понимаю.

— Да, наверное, Темные стали приносить меньшеЗла, — сказала Светлана. — Эти наши взаимные уступки, доброе дело за злое дело,лицензии на убийство и исцеление можно оправдать, верю Темные приносят меньшеЗла, чем раньше, мы не несем Зла по определению. А люди?

— При чем здесь люди?

— Да все при том же! Мы их защищаем.Самозабвенно и неустанно. Вот только почему им не становится лучше? Они ведьсами делают работу Тьмы. Почему? Может быть, мы что-то утратили, Антон? Туверу, с которой Светлые маги посылали на смерть армии, но и сами шли в первыхрядах? Умение не только защищать, но и радовать? Чего стоят крепкие стены, еслиэто стены тюрьмы? Люди забыли о настоящей магии, люди не верят в Тьму, но ведьони не верят и в Свет! Антон, мы солдаты. Да! Но армию любят, лишь если идетвойна.

— Она идет.

— Кто об этом знает?

— Мы не совсем солдаты, наверное, — сказал я.Отступать со своей же насиженной позиции всегда неприятно, но выхода не было. —Скорее гусары. Трам-пам-пам.

— Гусары умели улыбаться. А мы — почти уженет.

— Тогда скажи, что надо делать, — я вдругпонял, что обещавший стать прекрасным день стремительно катится под откос, втемный и вонючий овраг, заваленный старым мусором. — Скажи! Ты великаяволшебница, или скоро ею станешь. Генерал нашей войны. А я простой лейтенант.Отдай мне приказ, и пусть он будет верен. Скажи, что делать?

Я только теперь заметил, что в гостинойнаступила тишина, что слушают лишь нас. Но было уже все равно.

— Скажешь — выйти на улицу, убивать Темных? Япойду. Я плохо умею это делать, но я буду очень, очень стараться! Скажешь —улыбаться и дарить людям Добро? Я пойду. Только кто ответит за Зло, которому яоткрою дорогу? Добро и Зло, Свет и Тьма, да, мы твердим эти слова, стирая ихсмысл, вывешиваем, как флаги, и оставляем гнить на ветру и дожде. Тогда дай намновое слово! Дай нам новые флаги! Скажи — куда идти и что делать!

У нее задрожали губы. Я осекся, но было ужепоздно. Светлана плакала, закрыв лицо руками. Да что же я делаю?

Или и впрямь — мы разучились улыбаться дажедруг другу?