на улицу, Андрей коротко обернулся к девушке, неподвижно лежащей на кровати и ждущей от него того, к чему он шел все это время, а затем быстро оделся, решительно шагнув к выходу. На пороге он еще раз обернулся к ней, словно прощаясь навсегда и вышел, не оборачиваясь больше и не увидев, как из полузакрытых ресниц омертвевшей девушки, вытекла сверкающая слезинка и скатившись по холодной щеке, исчезла в небытие..

На улице он еще раз убедился, что время вокруг замедлило и остановило свой бег. Частокол рук и ног мертвецов заполнил простраство, их бледные, тонкие тела вились вокруг него, цепляясь за его одежду в последней надежде на спасение — крючковатые пальцы, выцвевшие лица, черные стеклянные глаза — все стало мертвым вдвойне, как сгоревший лес умерших людей.

И вдруг посреди этого мрака, он увидел Алекса. Тот сидел, прикрыв глаза, прислонившись спиной к стене дома, Андрею показалось, что он просто задремал посреди этой круговерти и хаоса безвременья. Он был словно живой, Громову показалось что его кожа стала розовой и гладкой, а тело под лохмотьями одежды взыграло рельефом мыжц, напомнив ему озорного непоседу и умницу из экспедиции на остров.

Чуть сбавив шаг, Андрей прошел мимо Алекса и мертвецы расступились перед ним, отпуская его в путешествие к самому себе.

Миновав множество улиц на пути, Андрей не встретил ни одной живой и ни одной мертвой души, все замерло в этом городе, остановившем бег своей истории здесь и сейчас, время стояло на месте, давая ему шанс изменить его и измениться самому.

Перескочив через обьездную дорогу, Громов отметил про себя, что за все время, пока он покидал город, ничто не сдвинулось со своих мест, даже едва слышимые лучи солнца, не разгоняли тусклым светом утреннюю мглу, казалось сама Земля остановила свое движение в ожидании развязки.

За пределами города, время, давшее ему передышку, вновь вернулось в привычный ритм. Замелькали знакомые географические силуэты, закружили в танце Солнца и Земли, природы и животного мира, населяющего пределы зараженного города, он чувствовал тепло их мира, он тянулся к ним, как частичка этого мира, выброшенная на обочину стремится вернуться в лоно привычной среды обитания.

Неожиданно со всех сторон возникли солдаты, навалившись на него, они скрутили его, повалив в жидкую грязь, он не пытался сопротивляться, догадываясь об уготованной ему участи, лишь успев вымолвить просьбу о встрече с начальством, но солдаты быстро запихнули ему в рот кусок шинели и связав ремнями, бросили в кузов патрульной машины. После недолгого виляния по дороге, его вытащили на свет божий, он лишь покорно шел за своими мучителями, пытаясь гнать от себя дурные мысли и веря в живых людей.

Вскоре один из солдат ткнул его прикладом и Громов ощутил за спиной глухую кирпичную стену, рядом с ним вдоль стены стояли другие арестанты, в потертых, замызганных кровью и грязью нательных одеждах, а напротив выстроилась шеренга солдат с оружием наизготове.

К ним вышел вальяжный полноватый начальник, он прошел сквозь строй разгоряченных конвоиров и подойдя к арестантам, медленно двинулся мимо них, плотоядно и брезгливо разглядывая их посеревшие от страха лица, но столкнувшись со спокойным взглядом Андрея, отпрянул, словно почувствовав его превосходство над страхом смерти.

— Кто ты? — сдернув повязку с лица несломленного человека, недоуменно спросил он, с удивлением отгоняя смутные мысли, возникшие навеянными воспоминаниями далекого детства и рассказами своей древней прабабки о Чуде, посетившем Землю в давние года, этот образ, нарисованный его воображением, нашептанный на ночь, передаваемый в поколениях и обретший любовь и почитание, стоял напротив него, непокаянного судьи в образе маленького, полноватого человека.

— Я пришел спасти Вас. — вымолвил арестант и от этих слов, ноги у человека напротив подкосились и он мелкими шагами попятился назад, образ в голове распался на мелкие фрагменты, раскручиваясь вихрем и калеча воспоминания бабкиным предостережением о каре за непринятие Чуда страшным проклятием рода человеческого..

— Готовьсь! — зычно разнесся чей то голос и солдаты послушно вскинули свои ружья, целясь в поникших людей у стены — По дезертирам огонь! — маленький, полноватый человек резко взмахнул руками, словно пытаясь закрыть собою кого то невидимого за спиной и в тот же момент стая птиц, сорвалась с деревьев, встрепенувшись от грохота стрельбы.

115

В темноте звонко клацкнул выключатель и под потолком зашумели мощные лампы, освещая усиливающимся белым светом, небольшую студию со столом посередине. За штативом стационарной камеры, установленной на тяжеловесную треногу напротив стола, заерзала фигура, прильнув к глазку видоискателя и одновременно покручивая шайбу настроек, а когда на небольшом экранчике отчетливо проявилась картинка, выстрелила вверх бледной рукой с оттопыренным большим пальцем.

— Готово, шеф! — прогундосил оператор и где то в глубинах аппаратной защелкали тумблерами невидимые помощники, выводя картинку из студии в эфир.

В свете прожекторов, подвешенным к штангам у потолка, ярко осветился покрытый белой изысканной эмалью, студийный стол и две фигуры, расположившиеся напротив друг друга. В одном из кресел перед камерой восседал Николай. Он сосредоточенно смотрел перед собой, пытаясь поймать глазами красную точку работающей камеры, его руки лежали на столе, как у напряженного школьника, впервые увидевшего школьный класс, на застывшем лице напряглись все мускулы, было заметно, что Колька немного нервничал, хоть и являлся хозяином положения. Вторая фигура сидела спиной и в лучах софитов была неразличима.

— Можно шеф — проблеял оператор поверх камеры — Вы в эфире.

— Я хочу обратиться ко всем, кто видит и слышит меня — выпалил Колька — Это обращение ко всем, решившим остановить нашествие инфекции — он нервно сглотнул и продолжил, старательно глядя перед собой — Война не нужна никому и я знаю как остановить ее — он бросил взгляд на своего соседа по столу — Я единственный человек в городе, имеющий иммунитет к инфекции и я могу спасти всех вас — беспристрастная камера тихо жужжала электрическими внутренностями — И если вы согласитесь идти за мной, я смогу помочь каждому из вас!

Оператор в темноте покрутил в воздухе костлявой рукой, призывая продолжать разговор и Колька, скосив на него взгляд, продолжил.

— Для того чтобы вы верили мне, я пригласил сюда человека, которого вы все очень хорошо знаете — с этими словами Колька крутанул соседнее кресло и то развернувшись навстречу бьющим лучам, показало лицо человека, сидящего в нем.

— Прошу любить и жаловать — победоносно произнес Колька, освовшись в новой роли — Наш президент! — и громко захлопал в ладоши.

Президент, пожилой, седовласый мужчина с аристократическими чертами лица, благодарно посмотрел на довольного собою Кольку,