свой огонь, свою искру. Она сидела в пещере совершенно одна и смотрела на пламя. Остальные обитатели пещеры сторонились ее. Иногда по ночам ему казалось, что он слышит ее плач. Интерес к козам она совершенно утратила. Он сшил ей одеяло из кроличьих шкурок. Мария приняла подарок с благодарностью, но без тени былой нежности.

Должно быть, думал Якобус, она изменила отношение к нему, потому что он невежда и слишком прост для женщины, которая умеет читать. Но дело, конечно, было не в этом, ведь он-то не изменился, а остался таким же, как и раньше. Якобус пытался разговорить Марию, но разговор быстро заходил в тупик.

Из дорогостоящего дерева, привезенного рыцарями ордена с Сицилии и позаимствованного у ордена Фенсу, Якобус смастерил лютню, собрав грушевидную деку из крохотных кусочков. Это был настоящий триумф упорства и терпения. С виду инструмент был просто замечательный, но звучал жутко. Над звуками лютни хохотали все, кроме Марии.

Не находя себе места, Якобус пожаловался Фенсу, который к этому времени уже узнал обо всем, что произошло, от Элли.

– Не беспокойся, Якобус. Ты тут ни при чем. Просто один человек… один человек глубоко оскорбил ее.

– Я убью его! – сжимая кулаки, воскликнул Якобус.

– Не получится, – и глазом не моргнув соврал Фенсу. – Он уже покинул остров и больше не вернется. Лучшее, что сейчас можно для нее сделать, – дать ей время. С ней все будет хорошо, вот увидишь!

Но Якобус не мог сидеть сложа руки. Ему хотелось расспросить Марию, показать, что ему не все равно, что она может положиться на него, что он всегда ее защитит. Но о таком разговоре не могло быть и речи. Даже если бы он и набрался храбрости, то не смог бы найти подходящих слов, чтобы выразить все, что чувствовал. Такие разговоры не были его сильной стороной.

Как-то раз в пещеру пришел ее отец. Подойдя к входу, он принялся звать ее. Сначала она делала вид, что не замечает его. Но это глупо, подумала Мария, потому что он все звал ее и звал. Я ничего плохого не сделала, сказала она себе, готовясь к очередной вспышке гнева, и спустилась по крутой тропинке туда, где росло рожковое дерево. Отец выглядел подавленным и от этого даже более опасным. В его голосе сквозило отчаяние.

– Прошу тебя, Мария, забудь обо всем этом. Перестань поднимать шум.

– Не я это начала.

– Но сейчас ты поднимаешь шум из-за того, что случилось.

– Чем он тебе пригрозил? Что выгонит? – спросила Мария и по глазам отца поняла ответ.

– Мне не важна эта работа, Мария, но твоя мать будет страдать.

– Пока из всех нас пострадала только я, отец.

– Ты сама в этом виновата. А теперь еще и втягиваешь в это других, – добавил он, и в его глазах снова блеснул гнев. – Я вырастил… – начал он и не закончил, остановившись, словно силы покинули его, словно он вдруг понял, что эти разговоры бесполезны, что дочь не урезонить ни поркой, ни избиениями, ни уговорами. – Тогда к черту всех нас! И все из-за твоей гордыни! Наш конец будет на твоей совести! – выкрикнул он и пошел прочь.

Мария смотрела ему вслед, чувствуя, как к горлу подступают слезы. Она казалась себя мелочной и глупой. Всем, кого она знает, от нее одни только неприятности. Да, она злилась на отца, но совершенно не хотела причинить вред ему или матери. И все же она знала, что дело еще не сделано. Ее гнев был сильнее чувства вины. Что бы там ни говорил Лука Борг, отступать ей было уже некуда.

Оставался только один путь, таинственный и непонятный. Все знали, что истинными хозяевами Мальты были рыцари ордена Святого Иоанна. Если кого-то надо было повесить, то этим занимались рыцари ордена. Если крестьянин крал кролика из чужих владений, то рыцари ордена приковывали его к веслу на галерах. Даже хаким из Университá преклонялся перед великим магистром. Мария смутно себе представляла, как именно орден связан с Церковью, но знала, что великий магистр вхож к самому папе. Говорили, что даже епископ не обладает таким влиянием в Риме.

Как бы то ни было, она была уверена, что орден заставит Сальваго поплатиться за то, что он совершил.

Она явилась к воротам форта Сант-Анджело и потребовала, чтобы ее пустили к великому магистру, ожидая, что паж прогонит ее.

– Его здесь нет, – презрительно ответил мальчик.

– Тогда я подожду.

– Жди сколько хочешь, лишь бы за воротами.

Она ждала несколько дней подряд, зная, что рано или поздно магистр выедет за пределы замка. Лишь через три дня ее заметил один из рыцарей, спросил, что ей нужно, а когда услышал ответ, сообщил ей, что великий магистр в Испании. Мария со злостью взглянула на хихикавшего пажа.

– А ла Валетт?

– Уехал по делам, – ответил рыцарь.

– К кому тогда обращаться, если у меня есть серьезная жалоба?

– На кого?

– На священника.

– К епископу.

Упав духом, Мария ушла из форта.

– Ты должна оставить все это в прошлом, – уговаривала ее Елена. – Тебе не победить его. Как ни старайся, ты не сможешь причинить ему такую же боль, какую он причинил тебе.

Отчасти Марии хотелось именно этого. Ей было отвратительно обивать пороги присутственных мест и залов, замков и церквей, пытаясь достучаться до высокомерных людей, которые не желали ее слушать и что-то делать. Она даже толком не понимала, чего именно хочет. Она и правда хочет, чтобы он покаялся? Или хочет отомстить ему? Хочет возмездия? Справедливости? Или чего-то другого? Она понимала лишь то, что ее боль не прекратилась, став каким-то бесконечным кошмаром. Ей казалось, что она постоянно ощущает его внутри, чувствует, как он терзает и разрывает ее тело. Иногда от воспоминаний о том дне она приходила в ярость. Иногда начинала рыдать.

Она ненавидела себя за слабость. Она ненавидела его за то, что он сильнее, за то, что ей приходится бояться его. В каком-то смысле она завидовала своей матери, которая умела прятаться от мира под платком и слезами. Ей бы тоже хотелось так спрятаться, но это было не в ее природе.

В конце концов, думала она, Елена права. Какая разница, чего она хочет, ведь ее голос все равно ничего не значит против голоса Сальваго, столпа Церкви. Христовой.

Глава 20

На этом все могло бы и закончиться, если бы не Очищение Пресвятой Девы Марии.

Из Европы подули ледяные зимние ветры. Стояло начало февраля, время праздника Сретения Господня, когда Благословенная Мать принесла младенца Иисуса в храм. По традиции в этот день все приходские священники Мальты и Гоцо встречались с великим магистром. Он обращался к ним с речью на злободневную тему, а потом они дарили ему богато украшенную свечу. С каждым годом свечи становились все более изысканными и великолепными, а местные свечные мастера соревновались за то, кому выпадет честь отлить ее. В стране, где отношения между орденом, аристократией и Церковью часто были натянутые, а крестьяне вообще оказывались бессловесными заложниками их борьбы, Сретение всегда праздновали пышно и с большой верой в лучшее. На праздник приходили не только священники, но и самые важные горожане, пускали туда даже простолюдинов. Эта церемония, повторявшаяся из года в год, и натолкнула Марию на очередную идею, и она тут же рассказала о ней подруге. Елена решила, что это отличная шутка, но вскоре поняла, что Мария настроена совершенно серьезно. Это была уже не просто месть, а чистой воды безумие.

– Не делай этого! – попыталась отговорить ее Елена. – Ты навлечешь еще больше неприятностей на свою голову! С тем же успехом можно пойти пописать на осиное гнездо!

– Ну что еще он может со мной сделать?

– Не знаю! И знать не хочу, и тебе не советую!

– Я все решила. Ты мне поможешь или нет?

– Конечно помогу, – со вздохом согласилась Елена.

Посреди ночи они прокрались в церковь Святой Агаты, запаслись всем необходимым, сложили в мешок и принесли в пещеру. Елена работала над свечой до тех пор, пока та не стала выглядеть в точности так, как хотела Мария. Потом Мария взяла нож, решительно