– Да, сэр, – ответил мальчик и рассказал оподробностях. А когда покончил с ними, стал ждать следующего вопроса.

Судья долго думал.

– А где был Рикки?

– Прятался в кустах. Я видел, как он крался потраве и вроде бы догадался, что он снова снял шланг. Как потом выяснилось, всамом деле снял. Мистер Клиффорд все говорил, что чувствует запах газа, и меняспрашивал несколько раз, чувствую ли я. Я сказал, что да, вроде даже дважды, ноя знал, что Рикки позаботился о шланге.

– А он про Рикки не знал? – вопрос былзряшным, не имеющим отношения к делу, но Гарри задал его, потому что не могпридумать ничего лучше.

– Нет, сэр.

Снова длинная пауза.

– Значит, ты разговаривал с мистеромКлиффордом в машине?

Марк понимал, куда приведут эти вопросы, зналии все присутствующие. Поэтому он среагировал быстро, пытаясь сбить их со следа.

– Да, сэр. Он был не в своем уме, говорил отом, что поплывет на свидание с волшебником в потустороннюю страну, потом орална меня за то, что я плакал, потом извинялся за то, что ударил меня.

Последовала пауза. Гарри ждал, не скажет ли ончто еще.

– Это все, что он говорил?

Марк взглянул на Реджи, которая внимательно заним наблюдала. Финк наклонился вперед. Стенографистка замерла.

– В каком смысле? – попытался он оттянутьвремя.

– Говорил ли мистер Клиффорд что-нибудь еще?Марк немного подумал в решил, что он ненавидят Реджи. Надо просто сказать:“Нет!”, – и всей этой чехарде придет конец. Нет, сэр, Джером Клиффорд ничегобольше не говорил. Просто что-то бормотал по-идиотски в течение пяти минут ипотом заснул, а я пустился наутек. Если бы он никогда не встречался с Реджи ине слышал ее лекции про то, что под присягой надо говорить только правду, он бысейчас просто сказал: “Нет, сэр” и отправился бы домой. Или в больницу, или ещекуда.

А может, и нет? Как-то раз, когда он учился вчетвертом классе, пришли полицейские и стали рассказывать о своей работе, иодин из них продемонстрировал детектор лжи. Они прикрепили идущие от него проводкик Джоуи Макдерманту, самому большому вруну в классе, и они все смотрели, какбесится стрелка каждый раз, когда Джоуи открывает рот. “Мы всегда можемсказать, когда преступник врет”, – похвастался тогда полицейский.

Тут кругом полицейских и агентов ФБР кишмякишит, уж, наверное, и детектор где-нибудь поблизости. С того дня, как умерРоми, он врал уже столько, что устал.

– Марк, я спросил тебя, говорил ли мистерКлиффорд что-нибудь еще?

– В смысле?

– В смысле, не упоминал ли он о сенаторе Бойетте?

– О ком?

Гарри слегка улыбнулся, потом стал серьезным.

– Марк, не вспоминал ли мистер Клиффордчто-нибудь о деле, которым он занимался в Новом Орлеане, – дело связано ссенатором Бойеттом и Барри Мальданно?

К коричневым босоножкам стенографисткиподбирался маленький паучок, и Марк не отводил от него взгляда, пока он неисчез под треножником. И снова вспомнил об этом проклятом детекторе лжи. Реджипообещала не допустить этого, но что, если сам судья прикажет?

Его продолжительное молчание былокрасноречивее слов. Сердце Финка набирало темп, пульс утроился. Ага! Маленькийпоганец знает!

– Я не думаю, что мне хочется отвечать на этотвопрос, – сказал он, уставившись в пол и ожидая появления паучка.

Финк с надеждой взглянул на судью.

– Марк, посмотри на меня, – обратился к немуГарри голосом доброго дедушки. – Я хочу, чтобы ты ответил на этот вопрос.Мистер Клиффорд упоминал Барри Мальданно или сенатора Бойетта?

– Могу я воспользоваться Пятой поправкой?

– Нет.

– Почему нет? Она применима к детям, так?

– Да, но не в этой ситуации. Тебя ведь необвиняют в смерти сенатора Бойетта. И ни в каком другом преступлении.

– Тогда почему вы посадили меня в тюрьму?

– Я отошлю тебя назад, если ты не ответишь намой вопрос.

– Я все равно воспользуюсь Пятой поправкой.Они не сводили друг с друга глаз, свидетель и судья, и свидетель моргнулпервым. Из глаз потекли слезы, и он дважды шмыгнул носом. Марк закусил губу, изовсех сил стараясь не расплакаться. Схватился за подлокотники и сжал их так, чтокостяшки пальцев побелели. Слезы текли по щекам, но он продолжал смотреть втемные глаза “Его Чести” Гарри Рузвельта.

Это были слезы маленького, ни в чем невиновного мальчика. Гарри повернулся и достал бумажную салфетку. Его глаза тожебыли на мокром месте.

– Не хотел бы ты поговорить со своим адвокатомнаедине? – спросил он.

– Мы уже говорили, – ответил Марк еле слышно.Он вытер щеки рукавом.

Финк чувствовал, что с ним сейчас случитсяинфаркт. У него было столько всего сказать этому пацану, столько вопросов,столько дельных предложений суду, как поступить. Мальчишка знал, черт побери!Надо заставить его говорить!

– Марк, мне это неприятно, но я должензаставить тебя ответить на мой вопрос. Если ты откажешься, тебя обвинят воскорблении суда. Ты это понимаешь?

– Да, сэр. Реджи мне объяснила.

– И она тебе объяснила, что, если тебя обвинятв этом, я могу снова послать тебя в центр для несовершеннолетних?

– Да, сэр. Вы можете называть это тюрьмой,меня это не волнует.

– Благодарю. Ты хочешь вернуться в тюрьму?

– Не очень, но мне некуда больше идти. – Онговорил громче и перестал плакать. Мысль о тюрьме теперь, когда он уже тампобывал, была не такой пугающей. Несколько дней он выдержит. Кроме того, онсообразил, что ему придется легче, чем судье. Он был уверен, что его имя сновапоявится в газетах в самое ближайшее время. И репортеры наверняка узнают: заперего Гарри Рузвельт за то, что он отказался говорить. И, наверное, судье,который бросил в тюрьму маленького мальчика, не сделавшего ничего плохого, непоздоровится.

– Марк, я не считаю наш разговор оконченным. –Гарри внимательно смотрел на мальчика. – Мы продолжим его завтра.

Марк кивнул. Реджи отпустила его руку исказала: